Длинные волосы Скафлока выбивались из-под шлема и струились по плечам. Он сидел в седле прямо и гордо, лицо его ничего не выражало, но сердце бешено колотилось в груди, кровь стучала в висках, руки были влажными, а губы – сухими.
Конь вброд пересек ручей, и Скафлок колдовским зрением разглядел плывущие по течению крохотными корабликами пожухлые листья. Он слышал уханье совы и скрип деревьев, но в ушах его звенела странная тишина.
Фреда, Фреда, неужели ты так близко?
Когда Скафлок въехал на двор Торкеля Эрлендссона, в небе уже засверкали звезды. Он произнес слово, и собаки, поскуливая, попрятались в темноту. Под дверью дома виднелась тоненькая полоска света.
Скафлок спешился. Колени его подгибались. Стиснув зубы, принудил он себя подойти к двери. Та была заперта на засов. Он отступил на шаг и прошептал отпирающее заклинание.
Торкель был зажиточным человеком, но никак не вождем, поэтому горница в его доме была не слишком просторной и, кроме гостей, в ней никто не спал. Фреда, как обычно, допоздна засиделась у огня. Аудун приблизился к ней сзади и обнял за плечи. Глаза его светились ярче, нежели догорающее в очаге пламя.
– Не могу заснуть, – сказал он. – Зато все остальные спят, так что подсматривать за нами некому.
Он присел на скамью, залюбовался на рыжевато-золотистые волосы Фреды. Она прибирала их, но не покрывала, как полагается замужней женщине.
– Не верится, – прошептал он, – не верится, и все. Скорее бы возвращался отец!
Фреда улыбнулась:
– Сперва я, наверно, рожу и даже успею оправиться. – Она посерьезнела. – Ты и вправду не держишь зла на меня – или на него?
– Да что ты! – воскликнул Аудун. – Сколько раз мне повторять одно и то же? Это твое дитя, твое, а значит, и мое.
Он прижал ее к себе.
Засов выскочил из гнезда, дверь распахнулась, и в горницу ворвался ночной ветер. Фреда различила на пороге высокую фигуру. Голос не повиновался ей. Она поднялась, попятилась – и уперлась спиной в стену.
– Фреда, – прохрипел Скафлок.
Ей почудилось, будто грудь ее стягивает железный обруч. Она всплеснула руками.
Скафлок переступил порог. Она шагнула ему навстречу.
– Стой! – закричал Аудун. Схватив стоявшее в углу копье, он заслонил Фреду от пришельца. – Стой! Я… я… Говорю тебе, стой! Кто ты? Что тебе нужно?
Скафлок прищелкнул пальцами и произнес заклинание. Теперь, пока он тут, никто в доме не проснется. Он сделал это мимоходом, – так человек отмахивается от мухи.
– Фреда, – проговорил он снова.
– Кто ты? – Голос Аудуна сорвался. – Что тебе нужно?
Заметив, как они глядят друг на друга, он весь съежился и заскулил, словно побитый пес.
Скафлок отстранил его.
– Фреда, – прошептал он, – любимая, пойдем со мной.
Она помотала головой и не сдвинулась с места.
– Я был в Етунхейме. Я вернулся, думая, что время и война помогут мне забыть тебя. Глупец. Что нам клинки, законы и боги с их Девятью Мирами? Пойдем со мной, Фреда.
Она склонила голову. Лицо ее исказилось, беззвучные рыдания сотрясли тело, и слезы потекли по щекам.
– Ты причинил ей боль! – воскликнул Аудун.
Он замахнулся копьем. Острие скользнуло по кольчуге и оставило царапину на скуле князя эльфов. Скафлок зарычал и потянулся за клинком.
Аудун ударил вновь. Скафлок проворно отпрыгнул. Меч с шипением выполз из ножен. Перерубив копье пополам, Скафлок выдохнул:
– Прочь с дороги!
– Не тронь мою невесту! – Аудун был вне себя от ярости и страха; страшила его не смерть, но то, что он увидел в глазах Фреды.
Он выхватил кинжал и кинулся на Скафлока.
Меч со свистом взметнулся к потолку и обрушился на Аудуна. Тот упал, откатился к стене и затих.
Скафлок уставился на окровавленное лезвие.
– Я не хотел этого, – прошептал он. – Я забыл, что он вечно просит пить…
Он обернулся к Фреде. Девушка отшатнулась.
– Я не хотел этого! – крикнул он. – И что тебе в нем? Пойдем со мной.
Она наконец обрела дар речи:
– Убирайся! Убирайся и не приходи больше!
– Но… – Он сделал шаг к ней.
Она подобрала кинжал Аудуна:
– Убирайся, или я заколю тебя.
– Давай, – ответил он. Его слегка покачивало, кровь сбегала по щеке и капала на пол.
– Или убью себя, – продолжила Фреда. – Только попробуй прикоснуться ко мне, душегуб, язычник, лежавший с родной сестрой, точно зверь или эльф, только попробуй, и я наложу на себя руки. Господь, я верю, простит меня.
Скафлок так и взвился.
– Господь! – фыркнул он. – Ну, зови его, зови! Докатилась! Продалась за похлебку и за крышу над головой! Где же твои клятвы? – Он поднял меч. – Пускай мой сын не родится вовсе, чем достанется вашему богу!
Фреда не пошевелилась.
– Рази, – усмехнулась она, – рази, отважный воин. Мальчишки, женщины, дети в утробе – вот кто, оказывается, твои враги.
Он замер на мгновение, потом, не вытерев лезвие, сунул клинок обратно в ножны. Ярость отхлынула, на смену ей явились горечь и раскаяние.
Ссутулившись, Скафлок спросил тихо:
– Ты отрекаешься от меня? Меч проклят, Фреда. Это не я оскорблял тебя, не я убил паренька. Я люблю тебя, Фреда, я люблю тебя, и мир расцветает, когда ты рядом, и вянет, когда тебя нет. Я прошу тебя, пойдем со мной.