Она запрещала себе чересчур много размышлять. Ее молодое и крепкое тело тяжелело с каждым днем. Она испытывала чувства, схожие с теми, какие заставляют птиц возвращаться по весне в родные края. Увидев свое отражение в озерце, она поняла, что превратилась в женщину – стройную, полногрудую, крутобедрую. Она потихоньку становилась матерью.
Если бы только он… Нет-нет, нельзя… Но я люблю его, я так его люблю!
На землю пролились первые дожди, зазеленели луга и деревья, вернулись птицы. Однажды Фреда заметила двух аистов, что кружили над тем местом, где стояло подворье Орма. Она заплакала; слезы ее были тихими и светлыми, как дождик в конце весны.
Она ощущала, как растет в ее чреве дитя, и радовалась тому, что она снова может на что-то надеяться.
Зацвели яблони. Фреда вышла как-то под вечер из дома. В облаках и в ночных тенях, в рассвете и в закате – всюду ей виделся Скафлок. Ветер говорил его голосом, море смеялось его смехом. Рассеянно ловя лепестки яблоневого цвета, она думала о том, что, сколько бы ни ярилась зима, под сердцем у нее – вечное лето, которое всегда будет напоминать ей о Скафлоке.
Торкель готовился к походу на восток. Он собирался поторговать, а если подвернется случай, то и пограбить. Аудун, однако, день ото дня делался все печальнее и наконец сказал отцу:
– Я не могу плыть с тобой.
– Что? – изумился Торкель. – Ты отказываешься? Или я ослышался?
– Я… Кому-то нужно остаться.
– А работники на что?
– У Орма работников тоже хватало, – пробормотал Аудун.
– Наше хозяйство Ормову и в подметки не годится. И потом, мы же договорились с соседями весь год выставлять дозорных. – Торкель пристально поглядел на сына. – Что гнетет тебя, паренек? Или ты боишься?
– Знаешь ведь, что нет! – вспыхнул Аудун. – Пускай мне не доводилось еще проливать крови, я убью того, кто назовет меня трусом! Я просто не хочу.
Торкель кивнул:
– Значит, из-за Фреды. Что ж, оно к тому шло. Но у нее нет родни.
– Ну и что? Ей принадлежат земли ее отца. А денег я добуду, следующим летом.
– Ты не забыл про ребенка, которого она вынашивает, от того бродяги, по ком она до сих пор вздыхает?
Аудун сердито уставился себе под ноги.
– Ну и что? – повторил он. – Она ни в чем не виновата. А ребенка я с радостью буду качать на колене. Ей надо помочь, иначе она изведется от тоски по тому, кто походя соблазнил ее. Только попадись он мне, ты увидишь, боюсь ли я обнажить меч!
– Ну. – Торкель пожал плечами. – Не буду тебя неволить. Оставайся, коли решил.
Помолчав, он прибавил:
– Ты прав, негоже бросаться такими землями. Из нее получится жена, она родит тебе много сыновей.
Он улыбнулся, хотя взгляд его выражал беспокойство:
– Ступай добивайся ее руки. Надеюсь, тебе повезет больше, чем Эрленду.
Засеяв поля зерном, Торкель отправился в поход. Он взял с собой остальных своих сыновей и других молодцов. Они рассчитывали вернуться поздней осенью или даже в начале зимы, ибо хотели достичь дальнего берега Северного моря. Аудун с завистью проводил глазами корабли, но когда заметил, что рядом с ним стоит Фреда, то почувствовал себя вполне вознагражденным.
– Ты вправду остался, чтобы присмотреть за сбором урожая? – спросила девушка.
Он покраснел до ушей, но ответил:
– Сдается мне, ты знаешь почему.
Она отвернулась.
На смену весне пришло лето. Теплые ветры, грозы, песни птиц, серебристые рыбы в реках, цветы, светлые ночи… Все чаще шевелился во чреве Фреды ребенок, и все реже покидал девушку Аудун. Порой она прогоняла его, он подчинялся, но лицо его было таким грустным, что она всякий раз раскаивалась в своем поступке.
К словам его она едва прислушивалась, зато с наслаждением вдыхала аромат цветов, которые он собирал для нее, а он улыбался, робкий словно щенок. Если они поженятся, он всегда будет глядеть ей в рот. Он не Скафлок, он только Аудун. Где же ты, любимый?!
Однако постепенно память о Скафлоке стала похожей на воспоминания о минувшем лете. Она согревала Фреде сердце, она разгоняла тоску, будто ветер тучи. Но горевать без конца означало бы проявить слабость.
Аудун ей нравился. Он сумеет защитить дитя Скафлока.
Как-то вечером они вышли на берег моря. Вода неумолчно рокотала у их ног, а за спиной разливался в небе ало-золотистый закат. Взяв девушку за руки, Аудун проговорил с твердостью в голосе, которой недавно научился:
– Ты знаешь, Фреда, что я люблю тебя, любил еще тогда, когда ты жила под своим кровом. За последние дни я пытался добиться от тебя ответа, но ты отмалчивалась. Я прошу твоей руки, Фреда, прошу в последний раз и, если ты мне откажешь, перестану донимать тебя. Ты согласна?
Она взглянула ему в глаза. Голос ее был тих и ровен.
– Да.
Глава 25