Приходил Болдырев, чиновник Лауница, в панцире, который пули не пропускает. Говорил, что надел его на себя, чтобы показать Лауницу, чтобы и он на себя подобный надел. Болдырев говорил, что в Петербурге сейчас двух людей надо сильно оберегать — Лауница и вел. кн. Николая Николаевича, что теперь на них сосредоточены террористические замыслы, что П. Н. Дурново теперь отпал, а раньше все стрелы были на него направлены.
Поражены все, что царь отпустил Витте и дал ему такой теплый рескрипт. По словам А. И. Петрова, царь за 5 дней до отставки Витте говорил, что видеть его не может, не хочет, чтобы он оставался премьером.
Сегодня открытие Думы, творится великий исторический переворот в земле русской; царь как будто хочет уверить и себя и всех, что остается самодержавным, а на самом деле — нет.
Дума только что успела открыться, только что вошла в зал заседаний, еще не выбрала председателя, как уже явилась протестующая, требовательная речь Петрункевича об амнистии всех политических. Сегодня нам многие говорили, что царь, когда шел в зал, был очень удручен, расстроен. Молодая царица — тоже, лицо у нее было все в красных пятнах. Царица-мать лучше собою владела. Но когда царь вошел на трон, когда читал речь, тогда он овладел собой и своим голосом и читал громко, внятно.
Пришла m-me Кауфман, жена теперешнего министра народного просвещения. Плачет, что ее муж попал в министры. Не может она спокойно говорить про Кутайсова, который, будучи иркутским генерал-губернатором, заигрывал с забастовщиками, а во время военного бунта в Иркутске уехал кататься по Енисею, взяв большой запас шампанского. Неоднократно он менял там свое направление — при Плеве был консерватором, а затем стал ярым либералом.
Столыпин сегодня принимал чинов министерства. Вчера председатель Думы Муромцев был у царя.
Говорили сегодня насчет амнистии. Оказывается, 70 тыс. человек арестованных. Говорят, что Столыпин в пользу амнистии. По-видимому, Столыпин — и нашим и вашим; утром он — либерал, вечером — наоборот.
Товарищами председателя Думы Муромцева назначены профессор Гредескул и кн. Петр Долгоруков, Распространяться о них излишне, все знают, что это за люди! Первый — левее кадетов, второй — анархист, главарь беспорядков, которые были в Харькове, устроитель баррикад. Про Муромцева сказал Н. А. Зверев, что вместе с ним был в Московском университете, разошелся с ним ради его направления конституционного, но что он умный человек, не выдающийся оратор, но, как председатель, он превосходный. Направления умеренного.
Сегодня Пантелеев говорил, что спокойнее, что царь не в Царском, а в Петергофе, что оттуда ему легче будет, в случае надобности, уехать из России. Пантелеев, Зиновьев и Зверев ожидают много худого.
Какой ужасный случай с Альбрантом, чиновником Министерства иностранных дел. В Лондоне, куда он был послан курьером, он проник в одно женское заведение, где вел себя крайне неприлично. Там с ним сделался припадок падучей болезни. Полиция его забрала и посадила его в тюрьму. А теперь он исключен из Министерства иностранных дел. Это печальная история. Мне Альбрант казался всегда скромным, благовоспитанным молодым человеком.
Сегодня у градоначальника военное совещание относительно завтрашнего дня — 1 мая.
Вчера во многих местах города были кровавые столкновения. Сегодня есть депеша из Вологды, что там во время пожара ранен губернатор Лодыженский.
Б. В. Никольский рассказывал, что, когда царю было доложено про убийство адмирала Кузьмича, он топнул ногой и воскликнул: «После всех этих убийств смеют еще говорить об амнистии». Лодыженский ранен камнем в шею черносотенцем. Это новое явление!
Мордвинов с доклада от Столыпина пришел к нам. Когда он вошел в приемную Столыпина, разговор там шел о том, был ли Столыпин военным. Мордвинов слышал, как Гурко сказал: «Был ли Столыпин военным, — не знаю, а слыхал, что новый министр всегда слыл за дурака».
Был Радциг. По его словам видно, что царю тяжело. Про Муромцева он рассказывал, что 20 минут он ожидал приема, сидел он в приемной с Треповым. Там же был флигель-адъютант Долгоруков, который затем сказал Радцигу, что Трепов советовал Муромцеву не допускать членов Думы слишком много разговаривать. Муромцев на это сказал, что об этом следовало подумать раньше, но что теперь все разговоры трудно остановить. Муромцев оставался в кабинете царя 25 минут. Про Трепова сказал Радциг, что он у царя в большой милости, что он по утрам бывает у царя всего на 10 минут, а потом в 6 часов приходит и сидит больше часу, что он очень утомляет царя. Вел. кн. Елизавета Федоровна называет Трепова святым. Путятина царь не любит, а у молодой царицы он в большом фаворе — по нескольку раз в день она за ним посылает.
Жандармский полковник из Витебска Ламзин говорил, что в данную минуту жандармская часть устранена, что более орудовала полиция.