Три последних самодержца

Сегодня были у митрополита. Он вспомнил про бунт в Петербурге 1824 года. Рассказывал про Петербург того времени, что, где теперь Конногвардейский бульвар, был канал и вплоть до дворца можно было ездить на лодках, что, когда Шульгин из Москвы был переведен в Петербург обер-полицмейстером, с ним переехало в столицу много темных людей, которые устроили себе под дворцом из досок на воде жилища и там укрывались от преследований. Во время бунта Московский полк стоял развернутым флангом от Сената до дворца. Против памятника Петру I был тогда мост на ту сторону. Чтобы можно было его разводить, вырубали с двух сторон лед, и туда-то во время бунта было брошено много тел, даже полуживых. Опять вспомнил митрополитов Серафима Петербургского и Евгения Киевского, как последний на извозчичьих санях со своим дьяконом Прохором не мог прямо вернуться во дворец, а поехал, с Прохором на запятках, через Гороховую и Фонтанку, и тогда уже во дворец, бывши в полном облачении. Как он сам вечером, бывши тогда иеромонахом, приводил студентов семинарии к присяге Константину, а через неделю без всяких объяснений тех же студентов должен был вторично заставлять присягать Николаю. Что император Николай 14 декабря пошел в народ, чтобы узнать, будет ли народ его недружелюбно принимать как императора, но увидел, что в народе нет к нему недружелюбных чувств. Солдаты Московского полка отвечали, что им приказали офицеры не присягать, так как обижают их царя. Рассказал, что все казненные до казни исповедались сердечно и раскаялись. Один Пестель не захотел причаститься.

15 декабря.

Звегинцев рассказал сегодня, вернувшись от Грессера, что будто государь очень встревожен, что ежедневно на Александровской колонне перед дворцом вечером появляется над колонной вензель «Н», что это якобы предзнаменование, что царь скоро умрет. Второй его же рассказ, что отец Иоанн предсказал, что будет мор в Петербурге, и его поэтому хотят засадить. Капиталы, собранные на сооружение храма на месте кончины царя, все раскрадены. Конференц-секретарь Академии Исеев должен был оставить свое место. Председателем этой комиссии был вел. кн. Владимир, он и до сих пор там считается — но делом совсем не занимался. Все говорят об этом вопиющем деле.

19 декабря.

Фесенко вчера рассказывал, что Драгомиров подошел к караулу, стоявшему у его дома в Киеве, приказал им сойти с мест, затем дал несколько других команд, которые были исполнены солдатами, не понимающими, чего от них требуют. Драгомиров тут же позвал начальника солдат и, высказав ему, что солдаты не знают своих обязанностей, что с места не смеют сходить, отдал их под суд. Узнав об этом, в Харькове стали учить солдат, чтобы, стоя на посту, не слушались команды Драгомирова. Когда он захотел, чтобы сняли у него почетный караул, его никто не захотел слушаться. Он схватился за голову и, бегая по комнатам, кричал: «переучили». Без конца все рассказы про этого взбалмошного генерала.

Романченко сказал, что слышал, что все деньги вышли, но что растраты не было. Что Исеев ушел из-за ссоры с академиком Якоби, который обнаружил многие его злоупотребления, и сам должен был оставить Академию. Насчет уездных начальников теперь пришли к тому, что цензы земельный и образовательный не обязательны, что Министерство внутренних дел может утверждать в этом звании и лиц, не имеющих оных, а тем, кто получает пенсию и поступает на это место, пенсия сохраняется.

21 декабря.

Сегодня было много народу. Фесенко говорил, что видел Исеева — ходит мрачнее тучи, ужасно имеет несчастный вид. Про него ходят очень дурные слухи, будто подделал подпись вел. кн. Владимира, много накрал и проч., но все может быть и раздуто. Когда у нас начинают на кого-нибудь нападать, то мер нет.

Говорили о покойном императоре Вильгельме, который был очень доступен, и все, кто хотел, имели к нему доступ и могли вести с ним откровенную беседу обо всем. Теперешний Вильгельм, благодаря тому, что социальный дух сильно развит в Германии, должен жить суетливо, так, как живет: всюду показываться, говорить так много и проч. — иначе его не будут долго терпеть.

Батьянов говорил, что получил конфиденциальный приказ по дивизии, чтобы полки не здоровались с вел. кн. Марией Павловной. Он этот приказ сообщил полковым командирам, и один из них издал конфиденциальный приказ по полку, который был всеми прочитан.

Любимова сказала, что Феоктистов ужасно желает дать предостережение «Гражданину», но не может ввиду сильной поддержки, которая у него в министре. Правда, Мещерский яро отстаивает в своей газете все то, что теперь вырабатывает Министерство внутренних дел.

23 декабря.

Утром был Самойлович. Рассказывал подробности дела Исеева, который, оказывается, очень виноват. Всю историю поднял из личной мести академик Якоби и повел ее через Воронцова, который и сказал об этом государю. Якоби тоже поплатился за это, потерял место в 4800 руб. и казенную квартиру, а сам бедный человек.

25 декабря.