Три последних самодержца

Был бывший харьковский исправник Сукачев. Он рассказывал, что виделся с экс-профессором Московского университета Ковалевским, который ему передал следующее по поводу своей отставки. Прошлой весной он получил предложение из Парижа перейти в Парижский университет читать лекции. Ему давали в год 10 тыс. руб., он же просил 15 тыс. По этому поводу у них завязалась переписка. Об этом узнали в Министерстве народного просвещения. Делянов бумагой спросил Ковалевского, правда ли это. Он отвечал утвердительно и прибавил, что, по его мнению, читая в Париже лекции, он принесет России больше пользы, так как это послужит к сближению обоих государств (Ковалевский читал государственное право в Московском университете). Не так посмотрел глупый Делянов, и Ковалевский был уволен по прошению, не прося отставки. С него взята подписка, что он не уедет за границу, и над ним учрежден полицейский надзор. Теперь он поселился в своей деревне, Харьковской губернии. Он очень богат и мечтает все продать, оставить себе 100 тыс. руб., а все остальное подарить Швейцарии и с чужим паспортом уехать из России.

Сукачев говорит, что он никогда не был нигилистического направления, но Брызгалов ненавидит его за то, что его очень любили студенты. Правда, что у него было либеральное направление, но от этого до нигилизма далеко, а Брызгалов всегда на него делал доносы начальству, и нередко фальшивые. При Мезенцеве, значит, уже Брызгалов начал его топить.

2 февраля.

Был Михаил Сергеевич Волконский. Сказал, что Ковалевский, начиная раз свою лекцию, сказал приблизительно следующее: «Господа, я должен вам читать о государственном праве, но так как в нашем государстве нет никакого права, то как же я вам буду читать? Но так как читать приходится, то я буду читать вам про право, более подходящее к тому, которое практикуется у нас», — и проч. По началу речи видно, что этот человек возбуждал молодежь. Волконский еще назвал Муромцева, который больше не читает, и Чупрова, который продолжает читать, что они всегда волновали молодежь.

Говорили про смерть Мосолова, Левашова. Е. В. спросил его насчет записок его отца, декабриста. Он хочет их привести в порядок и со временем напечатать. Записки эти доведены до 1825 года, начало образования тайного общества в них подробно описано. О Чернышеве (военном министре) Волконский сказал, что он в глазах декабристов покрыт черным пятном. На допросе отец Волконского все молчал, тогда Чернышев не выдержал и поставил ему в вину его сдержанность, воскликнув: «Генерал, князь Волконский, стыдитесь, вы показываете меньше простого прапорщика!» Я думаю, очень интересны эти записки. В записках Левашова-отца есть много бесцветного, отдельную интересную книгу из них нельзя составить.

14 февраля.

Пришел Оржевский. Продолжает ругать Грессера. Удивляется, что, получая 6 тыс., он ведет такой train (Образ жизни (франц.).), особенно она, что лучше одевается, чем его жена. Прямо говорит, что оба берут взятки. Затем бранит полицию, которая ничего не делает, и говорит, что не удивится теперь никаким покушениям, что он уверен, что эти «милостивые государи», так он их называет, теперь спокойно работают. Опять рассказал, как было дело 1 марта. Этих людей — Андреюшкин, Генералова и третьего (забыла) — выследили филеры, полиция ни при чем. Сыскное отделение при градоначальнике получает ежегодно 120 тыс. и ничего ровно не делает, а на те же дела III отделение получает на всю Россию 90 тыс., а это отделение и открыло этих злоумышленников.

Один наш знакомый сказал однажды Победоносцеву, как он взял к себе в Синод такого чиновника, которого все считают подлецом. Победоносцев схватился за голову и воскликнул: «Да кто теперь не подлец?» — типичный ответ, значит, сознает, что и он такой же.

15 февраля.

Олендский рассказал нам взгляд митрополита Исидора на дам. Говоря про его жену, он сказал ему, что она очень худая, — верно, музыкантша. Отчего у него такой взгляд сложился, что музыкантши худые, не понимаю. Затем посоветовал ее отправить на воды и, узнав, что у него на его Пермском заводе есть целебный источник, посоветовал туда послать, сказав, что везет ее в Италию.

«Женщины ничего не смыслят в географии. С ними можно только действовать обманом. Есть там горы — она и поверит, что она в Италии». Если это правда, то очень оскорбительно.

Меня возмущает поведение некоторых дам с владыкою. Сегодня Олендская рассказала, как баронесса Лизандер спряталась у него под столом, что они всюду ее искали. Это неприлично.

Адамович рассказала, что сочинили герб Вышнеградского: нарисован ворон с обрезанными крыльями, на нем лента; на одном конце ленты написано: «вор он», а на другом: «pour qu’il ne vole plus» (Пусть он больше не летает (франц.).). Очень зло.

Клоун в цирке показывает трех свиней и говорит:

«grosser, grosser, noch grosser» (Больше, больше, еще больше (нем.).). Намек на Грессера, что он олицетворяет собой этих трех животных. А после этого говорят, что только французы острят.

25 февраля.