— Для манипуляций с материей мне нужно физическое тело, как источник жизненной силы, — Медина говорил спокойно и убедительно, словно увещевал больного, — а это тело ещё нужно было реанимировать и накачать энергией. Я просто не успел бы ей помочь. Впрочем, не стану спорить, — оборвал он свою речь, — я был даже рад, что всё так сложилось, иначе мне пришлось бы самому её прикончить. Мне нужна твоя помощь, Сэм.
— Тварь бездушная, — голос Семёна прозвучал отрешённо, словно он говорил о чём-то незначительном.
Впрочем, наверное, так оно и было, со смертью Киры всё потеряло для него значение. Какая уж теперь разница, что двигало этим иномирным монстром, свершившегося было не исправить. Семён вдруг ощутил в груди странный озноб и невольно поёжился, поскольку озноб начал быстро распространяться по всему его телу, погружая в оцепенение конечности, лицо, а потом даже мысли. Словно в его душе образовалась дыра, сквозь которую тепло и радость существования начали беспрепятственно улетучиваться в пространство, оставляя за собой лишь холод и пустоту космического вакуума.
Всё то, что раньше составляло смысл его жизни, исчезло вместе с той единственной женщиной, которая, оказывается, и была её смыслом. Служение человечеству, братство бессмертных, даже дети — всё это были лишь слабые тени, отголоски главного смысла, и со смертью Киры они сразу скукожились и поблекли. Правда, кое-что всё-таки осталось.
— Я должен забрать дочь, — в голосе Семёна напрочь отсутствовали какие-либо интонации, словно это говорил автомат.
— Куда? — ехидно поинтересовался Медина. — Ты не забыл, что на тебя объявлена охота? Тебе придётся скрываться и отбиваться от орденских боевиков, причём среди твоих преследователей будут и бессмертные. Собираешься таскать с собой ребёнка? А если твоя дочь тоже угодит под предназначенную тебе пулю?
— Резонно, — Семён не стал спорить с очевидным, — в качестве отца от меня сейчас никакого проку. В Алате у Тиночки хотя бы есть дом, да и Риса она обожает.
— Возможно, отец из тебя сейчас и впрямь никакой, — согласился Медина, — зато ты можешь позаботиться о своей дочери как бессмертный. Думаю, она будет тебе благодарна, если ты поможешь освободить этот мир от Ордена, — голос подселенца сделался масляным, заискивающим. — Конечно, операция рискованная, но не более рискованная, чем жизнь с мишенью на лбу.
Семён не стал отвечать, собственно, причин не участвовать в суицидной авантюре Медины у него больше не осталось. Короткая история любви бессмертного закончилась, причём внезапно и трагически. Раньше он даже не отдавал себе отчёта в том, как мало ему, оказывается, нужно, чтобы ощущать себя живым: просто знать, что где-то в этом мире живёт любимая женщина, что она в безопасности и счастлива. Вот и всё. За это он готов был заплатить любую цену, даже отдать свою вроде бы бессмертную душу. Без Киры и всё остальное, что было в его жизни, тоже утратило смысл. А кому нужна жизнь, в которой нет смысла?
— Сэм, я обещаю, что не позволю снуку тебя уничтожить, — Медина почувствовал, что настрой носителя изменился, и продолжил канючить с удвоенной силой, — ты выберешься и сможешь жить дальше с сознанием, что обеспечил своей дочери безопасную жизнь.
— Хорош ныть, — оборвал его увещевания Семён. — Ладно, я с тобой, самоубийца. Говори, что делать.
— Иди в сторону кладбища, — Медина тут же принялся распоряжаться с таким самоуверенным видом, словно секунду назад и не унижался как жалкий проситель.
Семён послушно двинулся в сторону каменных изваяний. Вскоре дубы расступились, открывая вид на старое и вроде бы даже заброшенное кладбище. Несмотря на некоторую обшарпанность, выглядело оно богато и солидно. Признаки обветшания ничуть его не портили, напротив, они придавали кладбищу неповторимый шарм с налётом таинственности. Потемневшие от времени мраморные статуи печально взирали со своих постаментов, прелые листья, устилавшие землю толстым ковром, пружинили под ногами, как резиновый мат, а над головой тревожно шумели под ветром кроны вековых дубов.
Нужно отдать должное Медине, для последнего упокоения своего носителя он выбрал весьма атмосферное местечко, здесь было в меру тоскливо и в то же время уютно. Впрочем, Семён отчего-то не проникся трогательной заботой своего подселенца, ему было совершенно без разницы, где умирать.
— Так ты собрался меня похоронить? — он окинул безразличным взглядом это царство вечного покоя. — Что-то я не вижу тут лопаты.
— Не беспокойся, копать землю тебе не придётся, — успокоил его Медина. — Обернись.
Семён последовал его указанию и тут же понял, что имел ввиду подселенец. Оказывается, прямо за его спиной располагался солидный, но до последней степени запущенный склеп. Полуразрушенное строение было так плотно опутано плющом, что больше напоминало природный холмик, нежели архитектурное сооружение. Яркая молоденькая листва вьющихся растений столь резко контрастировала с потемневшим от времени мрамором статуй и блёклым мхом, покрывавшим постаменты, что выглядела до неприличия вызывающей.