Три недели с моим братом

И только Мика, как всегда, развлекался по выходным и избегал серьезных отношений.

В сентябре 1993 года родился Райан. Я не присутствовал в больнице при его рождении – был за городом, на встрече, которую не мог пропустить. Воды у Кэт отошли как раз, когда встреча закончилась, и сына своего я увидел лишь на следующий день.

В ноябре наша семья собралась в Техасе – отпраздновать День благодарения с младшим братом отца по имени Монти. Меня поразило, что отец выглядел невероятно счастливым. Он влюбился, и мы трое порадовались, что он наконец-то нашел ту, с кем ему хорошо. Однако эту новость затмило другое известие.

Дана сообщила, что они с Бобом расстались. Не удивительно – перенесенная ею болезнь могла стать проверкой на прочность для любых отношений.

– Жаль, мне нравился Боб, – сказал я.

– Есть еще кое-что, – сказала сестра.

– Что?

Она улыбнулась и слегка пожала плечами.

– Я беременна.

Я ошарашенно молчал.

– Не волнуйся, я перестала принимать противосудорожные препараты.

Моя сестра подвергла серьезной опасности свое здоровье – что на протяжении последующих семи месяцев было для нас источником постоянной тревоги, – и явно собиралась стать матерью-одиночкой. А вскоре выяснилось, что она ждет близнецов.

После Рождества у нас появился еще один повод для волнений: отец внезапно потребовал у Даны съехать, хотя уходить ей было некуда.

Я втайне начал подозревать отца не только в маниакально-депрессивном расстройстве, но и в куда более серьезных психических заболеваниях.

Дело было вот в чем: в декабре отец узнал, что женщина, с которой он встречается – его первая женщина после смерти мамы – на самом деле не разведена. Она просто жила отдельно от мужа и связалась с нашим отцом из-за денег. К концу их отношений отец погряз в долгах, и, когда с него больше нечего было взять, она с ним порвала. То ли в конечном счете из-за навязчивости отца, то ли случайно ее муж узнал об их отношениях. Дюжий офицер полиции, он физически угрожал моему отцу прямо у дверей его дома. Отец не просто испугался; он испугался за свою жизнь.

Все это случилось как раз на Рождество и серьезно подкосило отца.

Со временем ему становилось лишь хуже. Его настроение было пронизано горечью, он стал самым настоящим параноиком. В частности купил оружие и приобрел пса по кличке Флейм. Эту немецкую овчарку когда-то тренировали для полиции, но из-за неуравновешенного характера пес остался невостребован. Флейм привязался к отцу, зато всех остальных заставлял нервничать. Агрессивный и страшный, он рычал и скалил зубы иной раз совершенно без причины. Его вспыльчивый характер вкупе с эмоциональной нестабильностью нашего отца представляли собой опасное сочетание.

Первые месяцы 1994 года мы с братом подолгу разговаривали по телефону о сестре и об отце, ломая голову над вопросом, чем им помочь в случае чего.

– Может, мне пригласить Дану пожить с нами? – спросил я.

– Не получится, ее лечащие врачи находятся здесь, – ответил Мика.

– Тогда, может, она поживет у отца?

– Он категорически против. Откровенно говоря, я тоже не хочу, чтобы она жила с ним. Отец все больше чудит. А там ведь еще и Флейм… Нет, Дане нельзя туда возвращаться. Особенно беременной.

– Может, она поживет у тебя?

– Я предлагал ей, она не захотела. Сказала, что сама со всем разберется. Ее подруга Ольга сдает маленькую квартиру, Дана пока думает.

Ольга давно знала Дану – она жила на старой ферме, где мы держали наших лошадей.

– Как она «со всем разберется»? У нее нет ни работы, ни мужа, ни денег… только опухоль в мозгу.

– Знаю. Я пытался ей это объяснить.

– И что она ответила?

– Сказала, что справится. Ее это не волнует, она радуется своей беременности.

– Откуда такое спокойствие? Что, если у нее снова случится припадок, а никого рядом не окажется?

– Она верит, что все будет хорошо.

– Ты тоже веришь? – поколебавшись, спросил я.

– Не знаю.

* * *

К счастью, беременность сестры протекала без осложнений. В мае 1994 года она родила здоровых близнецов-мальчиков и назвала их Коул и Коди. Через неделю она снова начала принимать противосудорожные препараты.

Дана с детьми жила в тесной комнатушке, Мика и я давали ей деньги, которых ей вполне хватало на жизнь. Два месяца она с малышами спала на продавленном матрасе, лежащем прямо на деревянном полу, а к концу лета помирилась с Бобом и переехала к нему, чтобы дети жили с отцом. Как ни странно, она не говорила ему о своей беременности до самых родов.

Отец дрессировал пса и раздражался все сильнее, невзирая на то, что Дана выздоровела. За шесть месяцев он отдалился от своей родни: не хотел говорить по телефону ни с матерью, ни с отцом, ни с братьями и не открывал присланные ими письма. Он сердился на наши расспросы – вплоть до стадии «ядерного взрыва» – и только шипел сквозь стиснутые зубы. Непонятно, почему во всех своих бедах он начал винить семью.