Три мушкетера в Африке

– Вторым глазом займусь я! – тотчас откликнулся кантор, который за годы службы в Легионе приобрел кое-какие мирские привычки.

– Поверьте, господа, блюдо получилось отменное, пальчики оближешь. Это один из моих секретов: я запекаю мясо на медленном огне, чтобы сок не вытек, и…

Бум! Кто-то огрел его по башке котелком – правда, пустым, зато трахнул от души, основательно.

Левин затих и безмолвствовал весь вечер и целую ночь.

Наутро отворилась дверь камеры, пропуская внутрь Чурбана Хопкинса с дорожной поклажей в пять кило весом. Выражение лица его было мрачным.

– Привет, Хопкинс! – возрадовался Альфонс Ничейный. – Соскучился без нас?

– Видал я вас… в белых тапочках, – огрызнулся Хопкинс и плюхнулся на пол посреди камеры: вдоль стен свободного места не осталось ни пяди.

– Значит, ты угодил сюда по чистой случайности? – подколол я его.

– Вот именно. Если хочешь знать, то совершенно случайно! – Голос его срывался от раздражения. – Разбилось окно на втором этаже…

– Эка невидаль! За это не упекают в карцер.

– Но вместе с рамой во двор вывалился кое-кто. Мой давний недруг, ефрейтор Маршан.

…Потом, правда, выяснилась одна любопытная подробность. Прежде чем проучить своего давнего недруга, Хопкинс хорошенько наклюкался в буфете и уступил буфетчику за полцены свое месячное жалованье.

Выходит, он заранее знал, что ни гроша ему не причитается, коль скоро он по этапу уйдет.

Глава четвертая

1

…Не прав был Альфонс Ничейный. Лучше уж изнывать от скуки в крепостных стенах, чем от восхода до заката брести по пустыне.

С одним литром протухшей воды во фляге. И из этой скудной нормы вечером приходилось половину выливать в общий котел, иначе не на чем было похлебку варить.

Жара – пятьдесят – пятьдесят пять градусов.

Земляные блохи впиваются под ногти, отчего пальцы воспаляются и гноятся.

Пыль смешивается с потом, раздражает кожу, она краснеет, нестерпимо чешется и горит…

Вот так и брели мы бок о бок, два солдата и один штатский. Ведь Чурбан Хопкинс по-прежнему на правах почетного, то бишь самозваного легионера, которого якобы зовут Тором, и в пустыне он сбоку припека. Однако стоит только Хопкинсу об этом заикнуться, как дело оборачивается для него сплошными неприятностями.

Но и папаша Потрэн шагает с нами в Игори собственно говоря, он возглавляет этап. Сколько бед обрушилось на него, бедолагу, тех пор, как пропал злополучный мешок с недельным жалованьем легионеров! Уму непостижимая история.

Не будь Потрэн известен как безупречно храбрый солдат с долгим послужным списком, идти бы ему под трибунал. А так он идет… всего лишь в Игори. Идет во главе колонны, однако, когда обходит строй, окидывает нас странным взглядом, вроде как гневается на нас за что-то. Помимо пятикилограммовых узелков, экипированы мы изрядно. Селим, дряхлый владелец кофейни, притащил нам в пустыню всякой всячины, когда уже закончились все проверки. Но и мы его отблагодарили, деньжат мелочью у нас набрался целый мешок.

Вот уже двое суток длился наш марш по Сахаре. Жара – адская, а разговоры время от времени возвращаются к судьбе несчастного Франсуа Барре.

– Черт бы побрал этого Турецкого Султана! – возмущается Хопкинс, исходя потом; можно подумать, будто из него вытапливается жир. – Обещал заняться моим делом, а сам и не чешется!

– И копию письма Франсуа почему-то забрал у мадемуазель.

Альфонс Ничейный недобро прищурился, как всякий раз, когда речь заходила о нашем ненадежном приятеле.

– Рано или поздно достукается он у меня с его фокусами… – задумчиво протянул он.

– Всегда ведет себя подозрительно!

– И всегда ухитряется оправдаться!

В самом деле, чудно получается с этим Турецким Султаном. Вечно он сам по себе, действует исподтишка, в одиночку, все его ходы-выходы подозрительны, так и подмывает его пристукнуть, но в последнюю минуту ему всегда удается выкрутиться, обелить себя в наших глазах, и в результате оказывается, что мы же еще должны быть ему благодарны.

– Как только чуть осмотрюсь на месте, напишу Ивонне, – сказал Альфонс Ничейный.

– Я сам напишу! – воскликнул я.

– Пускай пишет! – махнул в мою сторону Хопкинс. – На то он и писатель. – И сплюнул на песок.

Вечером колонна расположилась на ночлег, и после ужина можно было отдохнуть.

Нас одолевало странное предчувствие надвигающихся бурных событий – бывалых авантюристов в таких случаях чутье не обманывает.

К полуночи мы проснулись от громкого шума: несколько легионеров решили закопать Левина в песок живьем. Старик во сне перечислял рецепты, а голодным было слушать невмоготу.

– Позвольте, господа, – лепетал наш гурман, полузасыпанный песком. – Мне снился ужин из шести рыбных блюд. Подобное с каждым может случиться.

– Другой раз выбирай сны с умом. Не к месту сейчас во сне всякие вкусности видеть.

– Пусть тебе приснится, что у нас какая-никакая, но всегда есть жратва!