Три мушкетера. Том второй

 Боязнь этого удержала его: до такой степени велико вліяніе дѣйствительно сильнаго характера на все, его окружающее. Д'Артаньянъ спустился по той же самой лѣстницѣ, по которой взошелъ, и встрѣтилъ Атоса и четырехъ мушкетеровъ, которые ждали его возвращенія и начинали уже безпокоиться. Д'Артаньянъ успокоилъ ихъ, и Плянше побѣжалъ предупредить другіе посты, что больше уже не нужно караулить, такъ какъ его баринъ вышелъ здравъ и невредимъ изъ кардинальскаго дворца.

 Вернувшись къ Атосу, Портосъ и Арамисъ справились о причинахъ этого страннаго свиданія, но д'Артаньянъ сказалъ имъ только, что Ришелье призывалъ его къ себѣ, чтобы предложить поступить къ нему прапорщикомъ въ его гвардію, но онъ отказался.

 -- Вы хорошо сдѣлали! вскричали въ одинъ голосъ Портосъ и Арамисъ.

 Атосъ сильно призадумался и не отвѣтилъ ничего, но когда они остались одни, онъ сказалъ:

 -- Вы поступили такъ, какъ вамъ слѣдовало поступить, д'Артаньянъ, но, можетъ быть, вы сдѣлали большую ошибку.

 Д'Артаньянъ глубоко вздохнулъ, потому что эти слова вполнѣ согласовались съ тайнымъ голосомъ въ глубинѣ его души, нашептывавшимъ ему, что его ожидаютъ впереди большія несчастія. Весь слѣдующій день прошелъ въ приготовленіяхъ къ отъѣзду; д'Артаньянъ пошелъ проститься съ де-Тревилемъ. Въ то время еще думали, что разлука гвардейцевъ съ мушкетерами будетъ очень недолгая, такъ какъ король въ этотъ самый день присутствовалъ въ парламентѣ и предполагалъ выѣхать на слѣдующій день. Де-Тревиль спросилъ только д'Артаньяна, не нужно ли ему отъ него чего-нибудь, но д'Артаньянъ съ гордостью отвѣтилъ, что у него есть все нужное. Ночью собрались всѣ товарищи гвардейской роты Дезессара и роты гвардейцевъ де-Тревиля, которые были между собою въ дружбѣ. Они разставались, чтобы свидѣться, когда это будетъ угодно Богу. Ночь прошла такъ шумно и бурно, какъ только можно себѣ вообразитъ, потому что въ подобныхъ случаяхъ озабоченное, грустное настроеніе духа побѣждается только крайнею веселостью и безпечностью.

 На другой день, при первыхъ звукахъ трубъ, друзья разстались: мушкетеры побѣжали въ отель де-Тревиля, а гвардейцы -- въ отель Дезессара. Каждый изъ капитановъ тотчасъ же повелъ свою роту въ Лувръ, гдѣ король производилъ смотръ.

 Король казался грустнымъ и больнымъ, что нѣсколько смягчало его гордый видъ. И дѣйствительно, наканунѣ въ парламентѣ, во время засѣданія, у него сдѣлался приступъ лихорадки. Тѣмъ не менѣе, онъ остался при своемъ рѣшеніи -- выѣхать въ тотъ же самый вечеръ, и, несмотря на всѣ сдѣланныя ему предостереженія, хотѣлъ сдѣлать смотръ, надѣясь этимъ усиліемъ съ перваго шага побѣдить начинавшуюся развиваться болѣзнь. Когда смотръ кончился, гвардейцы выступили одни, такъ какъ мушкетеры должны были тронуться въ путь только съ королемъ, вслѣдствіе чего Портосъ имѣлъ возможность проѣхаться въ своемъ полномъ великолѣпномъ вооруженіи въ Медвѣжью улицу. Прокурорша увидѣла его въ новомъ мундирѣ, на чудной лошади. Она слишкомъ любила Портоса, чтобы тактъ разстаться съ нимъ, и сдѣлала ему знакъ сойти съ лошади и зайти къ ней.

 Портосъ былъ великолѣпенъ: его шпоры гремѣли, каска блестѣла, а шпага гордо била по ногамъ. У Портоса былъ такой внушительный видъ, что у писцовъ на этотъ разъ не было ни малѣйшаго желанія смѣяться. Мушкетера ввели въ кабинетъ г. де-Кокенара, маленькіе сѣрые глаза котораго блеснули гнѣвомъ при видѣ кузена, сіявшаго во всемъ новомъ. Впрочемъ, одно соображеніе успокоивало его, а именно: всѣ говорили, что война будетъ очень тяжелая, и въ глубинѣ своего сердца онъ таилъ надежду, что Портосъ будетъ убитъ во время войны.

 Портосъ сказалъ Кокенару нѣсколько любезныхъ словъ и простился съ нимъ; г-нъ Кокенаръ пожелалъ ему всякаго благополучія. Что касается до г-жи Кокенаръ, она не могла удержаться отъ слезъ, но ея печаль не имѣла никакихъ дурныхъ послѣдствій, такъ какъ была извѣстна ея сильная привязанность ко всѣмъ роднымъ, изъ-за которыхъ она имѣла постоянно горячіе споры съ мужемъ. Но настоящее прощаніе произошло въ комнатѣ г-жи Кокенаръ и было трогательно: до той минуты, пока прокурорша могла слѣдить глазами за своимъ возлюбленнымъ, она махала платкомъ, высунувшись изъ окна, точно хотѣла изъ него выброситься. Портосъ принималъ всѣ эти изъявленія любви, какъ человѣкъ, привыкшій къ подобнымъ демонстраціямъ, и только повернувъ за уголъ, онъ приподнялъ свою фетровую шляпу и помахалъ ею въ знакъ прощанія.

 Съ своей стороны Арамисъ писалъ длинное письмо.

 Къ кому? Это было никому неизвѣстно. Въ сосѣдней комнатѣ его ждала Кэтти, которая въ тотъ же вечеръ должна была ѣхать въ Туръ.