Три мушкетера. Том второй

 -- Ваше высокопреосвященство не такъ поняли мои слова.

 -- Вамъ нуженъ какой-нибудь предлогь, не правда ли? Я понимаю. Ну что же, этотъ предлогь у васъ есть: производство, открывшаяся кампанія, удобный случай воспользоваться предложеніемъ, все это для свѣта, а для васъ лично -- необходимо имѣть сильныхъ, надежныхъ покровителей, потому что вамъ не лишнее будетъ знать, г. д'Артаньянъ, что мнѣ представлены большія жалобы на насъ: вы далеко не всѣ дни и ночи посвящаете исключительно службѣ короля.

 Д'Артаньянъ покраснѣлъ.

 -- Впрочемъ, продолжалъ кардиналъ, кладя руку на связку бумагъ,-- у меня тутъ цѣлое дѣло, касающееся васъ, но прежде, чѣмъ его прочитать, я хотѣлъ поговорить съ вами. Я васъ знаю за человѣка рѣшительнаго, и ваша служба, хорошо направленная, вмѣсто того, чтобы вести васъ къ худому, могла бы принести вамъ много хорошаго. Такъ подумайте же и рѣшайтесь.

 -- Ваша доброта смущаетъ меня, монсиньоръ, отвѣтилъ д'Артаньянъ,-- и величіе души вашего высокопреосвященства заставляетъ меня чувствовать мое ничтожество, но такъ какъ вы, монсиньоръ, позволяете мнѣ говорить съ вами откровенно...

 Д'Артаньянъ пріостановился.

 -- Да, говорите.

 -- Въ такомъ случаѣ я скажу вашему высокопреосвященству, что всѣ мои друзья служатъ въ мушкетерахъ гвардіи короля и что всѣ мои враги, по кккому-то непонятному року, служатъ у вашего высокопреосвященства; меня неохотно примутъ тутъ и худо взглянутъ тамъ, если бы я согласился на ваше предложеніе, монсиньоръв

 -- Не зародилась ли уже у васъ та мысль, что я оскорбляю вашу гордость, предлагая вамъ худшее мѣсто, чѣмъ вы заслуживаете? сказалъ кардиналъ съ презрительной улыбкой.

 -- Ваше высокопреосвященство въ сто кратъ добрѣе ко мнѣ, чѣмъ я этого заслуживаю, и я думаю напротивъ, что я ничего еще не сдѣлалъ, чтобы быть достойнымъ такой доброты. Скоро начнется осада Лярошели, монсиньоръ; я буду служить на глазахъ у вашего высокопреосвященства. Если я буду имѣть счастіе вести себя при этой осадѣ такъ, что привлеку на себя наше вниманіе, тогда, по крайней мѣрѣ, за мной будетъ какой-нибудь блистательный подвигъ, чтобъ оправдать покровительство, которымъ вы захотѣли меня осчастливить. Все должно совершиться въ свое время, монсиньоръ; можетъ быть нѣсколько позже я буду имѣть право сдѣлаться нашимъ слугой, тогда какъ теперь это будетъ имѣть видъ, будто я продалъ себя.

 -- Иначе сказать -- вы отказываетесь служить мнѣ, сказалъ кардиналъ съ досадой, но вмѣстѣ съ тѣмъ такимъ тономъ, въ которомъ сквозило нѣкоторое уваженіе: -- оставайтесь же свободнымъ въ вашей ненависти и симпатіи.

 -- Монсиньоръ...

 -- Хорошо, хорошо, прервачъ кардиналъ:-- я на васъ не сержусь; но хотя вы сами понимаете, что достаточно однихъ друзей, чтобы защищать и вознаграждать ихъ, а относительно враговъ мы ничѣмъ не обязаны, тѣмъ не менѣе я вамъ дамъ совѣтъ: будьте осторожны и держите себя хорошо, г. д'Артаньянъ, потому что съ той минуты, какъ я перестану охранять васъ, я не дамъ за вашу жизнь ни одной полушки.

 -- Я постараюсь, монсиньоръ, отвѣтилъ гасконецъ съ благородной увѣренностью.

 -- Припомните впослѣдствіи, въ ту минуту, какъ съ вами случится какое-нибудь несчастіе, сказалъ Ришелье съ удареніемъ,-- что я призывалъ васъ къ себѣ и сдѣлалъ все, чтобы съ вами не случилось этого несчастія.

 -- Что бы ни случилось, отвѣчалъ д'Артаньянъ, положивъ руку на сердце и низко кланяясь,-- я буду чувствовать вѣчную признательность къ вашему высокопреосвященству за то, что вы дѣлаете для меня въ эту минуту.

 -- Итакъ, мы увидимся съ вами, г. д'Артаньянъ, послѣ кампаніи, какъ вы сказали; я буду слѣдить за за потому что я буду тамъ, сказалъ кардиналъ, указывая д'Артаньяну на великолѣпное вооруженіе, предназначенное для него,-- и по нашемъ возвращеніи мы сочтемся.

 -- Ахъ, монсиньоръ, не подвергайте меня вашей не милости! вскричалъ д'Артаньянъ,-- оставайтесь, монсиньоръ, безпристрастнымъ, если вы находите, что я поступаю достойно порядочнаго человѣка.

 -- Молодой человѣкъ, сказалъ Ришелье,-- если я найду возможность сказать намъ еще разъ то, что я вамъ сказалъ сегодня, я обѣщаю, что я сдѣлаю это.

 Эти послѣднія слова Ришелье имѣли ужасный смыслъ: они повергли д'Артаньяна въ большій ужасъ, чѣмъ угроза, потому что были предостереженіемъ: кардиналъ хотѣлъ предохранить его отъ какого-то несчастія, которое ему угрожало. Онъ открылъ ротъ, чтобы отвѣтить, но повелительнымъ, высокомѣрнымъ жестомъ кардиналъ далъ понять ему, чтобы онъ удалился. Д'Артаньянъ вышелъ, но, переступивъ порогъ, онъ струсилъ и чуть было не вернулся назадъ. Однако онъ вспомнилъ серьезное и строгое лицо Атоса: если бы онъ согласился на условія, предложенныя кардиналомъ, Атосъ не подалъ бы ему больше руки, онъ отрекся бы отъ него.