Между тем, как мы уже говорили выше, д’Артаньян, невзирая на угрызения совести и на мудрые советы Атоса, с каждым часом все больше и больше влюблялся в миледи. Поэтому, ежедневно бывая у нее, отважный гасконец продолжал свои ухаживания, уверенный в том, что рано или поздно она не преминет ответить на них.
Однажды вечером, явившись в отличнейшем настроении, с видом человека, для которого нет ничего недостижимого, он встретился в воротах с субреткой; однако на этот раз хорошенькая Кэтти не ограничилась тем, что мимоходом задела его, — она нежно взяла его за руку.
"Отлично! — подумал д’Артаньян. — Должно быть, она хочет передать мне какое-нибудь поручение от своей госпожи. Сейчас она пригласит меня на свидание, о котором миледи не решилась сказать сама".
И он посмотрел на красивую девушку с самым победоносным видом.
— Сударь, мне хотелось бы сказать вам кое-что… — пролепетала субретка.
— Говори, дитя мое, говори, — сказал д’Артаньян. — Я слушаю.
— Нет, только не здесь: то, что мне надо вам сообщить, чересчур длинно, а главное — чересчур секретно.
— Так что же нам делать?
— Если бы господин кавалер согласился пойти со мной… — робко сказала Кэтти.
— Куда угодно, красотка..
— В таком случае идемте.
И, не выпуская руки д’Артаньяна, Кэтти повела его по темной винтовой лесенке; затем, поднявшись ступенек на пятнадцать, отворила какую-то дверь.
— Войдите, сударь, — сказала она. — Здесь мы будем одни и сможем поговорить.
— А чья же это комната, красотка? — спросил д’Артаньян.
— Моя, сударь. Через эту вот дверь она сообщается со спальней моей госпожи. Но будьте спокойны, миледи не сможет нас услышать— она никогда не ложится спать раньше полуночи.
Д’Артаньян осмотрелся. Маленькая уютная комнатка была убрана со вкусом и блестела чистотой, но, помимо воли, он не мог оторвать глаз от той двери, которая, по словам Кэтти, вела в спальню миледи. Кэтти догадалась о том, что происходило в душе молодого человека.
— Так вы очень любите мою госпожу, сударь? — спросила она.
— О да, Кэтти, больше, чем это можно высказать словами! Безумно!
Кэтти снова вздохнула.
— Это очень печально, сударь! — сказала она.
— Почему же, черт возьми, это так уж плохо? — спросил он.
— Потому, сударь, — ответила Кэтти, — что моя госпожа нисколько вас не любит.
— Гм… — произнес д’Артаньян. — Ты говоришь это по ее поручению?
— О нет, сударь, нет! Я сама, из сочувствия к вам, решилась сказать это.
— Благодарю тебя, милая Кэтти, но только за доброе намерение, так как ты, наверное, прекрасно понимаешь, что твое сообщение не слишком приятно.
— Другими словами, вы не верите тому, что я сказала, не так ли?
— Всегда бывает трудно верить таким вещам, хотя бы из самолюбия, моя красотка.
— Итак, вы не верите мне?
— Признаюсь, что пока ты не соблаговолишь представить мне какое-нибудь доказательство своих слов…
— А что вы скажете на это?
И Кэтти вынула из-за корсажа маленькую записочку.
— Это мне? — спросил д’Артаньян, хватая письмо.
— Нет, другому.
— Другому?
— Да.
— Его имя, имя! — вскричал д’Артаньян.
— Взгляните на адрес.
— Графу де Варду!
Воспоминание о происшествии в Сен-Жермене тотчас же пронеслось в уме самонадеянного гасконца. Быстрым, как молния, движением он распечатал письмо, не обращая внимания на крик Кэтти, увидевшей, что он собирается сделать или, вернее, что он уже сделал.
— О Боже, что вы делаете, сударь! — воскликнула она.
— Ничего особенного! — ответил д’Артаньян и прочитал:
"Вы не ответили на мою первую записку. Что с Вами—
больны Вы или уже забыли о том, какими глазами смотрели на меня на балу у г-жи де Гиз? Вот Вам удобный случай, граф! Не упустите его".
Д’Артаньян побледнел. Самолюбие его было оскорблено; он решил, что оскорблена любовь.
— Бедный, милый господин д’Артаньян! — произнесла Кэтти полным сострадания голосом, снова пожимая руки молодого человека.
— Тебе жаль меня, добрая малютка? — спросил д’Артаньян.
— О да, от всего сердца! Ведь я-то знаю, что такое любовь!
— Ты знаешь, что такое любовь? — спросил д’Артаньян, впервые взглянув на нее с некоторым вниманием.
— К несчастью, да!
— В таком случае, вместо того чтобы жалеть меня, ты бы лучше помогла мне отомстить твоей госпоже.
— А каким образом вы хотели бы отомстить ей?
— Я хотел бы доказать ей, что я сильнее ее, и занять место моего соперника.
— Нет, сударь, я никогда не стану помогать вам в этом! — с живостью возразила Кэтти.
— Почему же? — спросил д’Артаньян.
— По двум причинам.
— А именно?
— Во-первых, потому, что моя госпожа никогда не полюбит вас…
— Как ты можешь знать это?
— Вы смертельно обидели ее.
— Я? Чем мог я обидеть ее, когда с той минуты, как мы познакомились, я живу у ее ног как покорный раб? Скажи же мне, прошу тебя.
— Я открою это лишь человеку… человеку, который заглянет в мою душу.
Д’Артаньян еще раз взглянул на Кэтти. Девушка была так свежа и хороша собой, что многие герцогини отдали бы за эту красоту и свежесть свою корону.