Три мудреца в одном тазу

- Папа! - возмущенно напомнила о себе дочка. И грохнула на стол здоровенную клетку. - Рика-а-а-а-ардо уу-у-уме-е-е-р!!!

Папа чуть не подавился пельменем, Гюнтер деликатно отхлебнул еще пива, оставив под носом шикарные пенные усищи, и наклонился к клетке, Сергей прекратил тасовать колоду. Рикардо действительно лежал в очень неестественной позе.

Рикардо - это хомячок. Снежно-белый сирийский хомячок, живший у Оли уже почти два года. Очень крупный, толстый и страшно кусачий. Оля всегда кормила его сама - к ее руке он привык, позволял брать себя на руки и даже иногда соизволял лизнуть в палец. А вот если его пытался погладить кто-нибудь другой, тут же вгрызался с яростью бешеной пантеры. Отважный хомячок не боялся никого и ничего - когда однажды в гости к Колобковым пришла двоюродная сестра отца со своей кошкой, тот так злобно тявкал на нее из-за прутьев, что бедная киса забилась под диван и сидела там до самого ухода. Она не привыкла к огромным белым мышам, лающим, как собака.

Но теперь Рикардо лежал неподвижно, уткнувшись хвостом в мисочку с водой, а носом - в тарелку с сухим кормом. Оля ревела навзрыд. Мама гладила ее по голове, неуверенно приговаривая что-то неразборчивое - Зинаида Михайловна совершенно не умела обращаться с плачущими детьми. К ее чести надо сказать, что их дети плакали чрезвычайно редко - все четверо унаследовали от отца жизнерадостность и боевитость.

- Хуймяк… - задумчиво почесал лысину Колобков.

Он всегда произносил это слово именно так. А когда ему пеняли, что звучит уже как-то немножко не того, всегда с возмущением парировал: «Может, тогда и «застрахуй» не говорить, а?!»

- Ну ладно, ладно, утри глаза - помер и помер, что ж тут сделаешь? - попыталась утешить дочь Зинаида.

От этих слов Оля заревела еще громче.

- Купим мы тебе другую крысу, не расстраивайся! - сделала вторую попытку мама.

- Это хомя-я-я-як!!! - возмущенно зарыдала дочь.

- А я тебе предлагала собаку завести - они долго живут. Давай возьмем у тети Любы щеночка? У них как раз скоро Полкан кутят принесет.

Пуделиху тети Любы действительно звали Полканом - когда покупали, то не смогли разглядеть половые признаки под кудрявой шерстью, и в конце концов какой-то знаток сказал, что это мальчик. Через два года, когда «мальчик» принес щенков, ошибку поняли, но переименовывать не стали - слишком уж привыкли к имени. Да Полкан и сама привыкла - всегда откликалась, когда ее так называли.

Третья попытка тоже завершилась неудачно - Оля не слишком-то любила собак.

Отец семейства задумчиво почесал переносицу и сунул руку в клетку - вытащить усопшего. В следующую секунду раздалось сразу четыре оглушительных крика.

- Папа, папа, он живой, живой!!!

- А-а-а, [цензура], мой палец!!!

- Петя, не смей материться при детях!!!

Четвертым орал хомячок Рикардо. Громче всех. Он возмущался до глубины души - подумаешь, не дошел до спаленки, уснул прямо рядом с кормушкой! Обязательно надо тыкать в бок всякой гадостью!

Но про него все тут же забыли. Счастливая Оля схватила свою клетку и убежала в каюту - да побыстрее, пока обозлившийся папа не выкинул грызуна за борт. А все остальные устроили консилиум вокруг приплясывающего и вопящего от боли Колобкова - озверевший Рикардо прокусил ему палец насквозь.

- Прямо сквозь кость!… прямо сквозь кость!… - орал Петр Иванович, брызгая на всех кровью. - Чертов хуймяк!!!

- Надо говорить «хомяк», папа! - вякнула Оля, еще не дошедшая до каюты. И едва успела увернуться - любящий папочка швырнул в нее тапок.

- Петя, убери руку, дай я посмотрю, Петя, убери руку, дай я посмотрю… ну, Петя! - приговаривала жена, хлопоча вокруг мужа.

- Это вас бог наказал! - довольно хрюкнула Зинаида Афанасьевна. - Господь шельму метит!

- Надо прижечь ранка, этот крыс может быть ядовитый! - вмешался Грюнлау.

- Да не, надо просто водочкой сполоснуть, - сипло посоветовал Петрович. - Иваныч, давай я принесу, а? Где у тебя ключи от бара?

- Папа, ты чего скачешь? Сам же говорил - на палубе не скакать!

Это явились на шум близнецы. Вадик и Гешка - оба одинаково пухлые, широкоплечие, коренастые. Они крайне обрадовались развлечению и начали пихать отца в спину и живот, только усилив болезненные вопли.

- У? О? - задумчиво посмотрел на столпотворение Гена.

- Уяк, - согласно кивнул Валера.

Эти двое так давно работали в паре, что научились разговаривать одними междометиями. И отлично друг друга понимали.

- Эй, на баке! - крикнул из ходовой рубки Василий Васильевич. - Ветер уже в четыре балла, а тут еще вы штормите! Возьмите фордун, да выдерните его!

- Кого взять? - не понял Сергей.

- Веревку, мазут, веревку! Вон, от мачты к борту тянется! Отвяжите ее к чертям - зря болтается только! И выдергивайте!

- А кого выдергивать-то?

- Зуб! У Иваныча ведь зуб болит? - усомнился Фабьев.

- Нет, шкипер, палец! - крикнул Грюнлау. - Палец выдергивать?

- Выдергивай, выдергивай! - обрадовалась теща. - Чтоб не совал, куда не просят!

Сергей обратил внимание, что шеф уже не вопит. Оказалось, что пока они проводили «консилиум», явилась Света с аптечкой, смазала отцу прокушенное место йодом и туго перебинтовала.