Три мешка хитростей

– Ничего, ничего, новая настойка.

– Какая?

– Нашатыровка в марганцовке.

– Чего?

– Пей!

Людмила Сергеевна опрокинула стакан и затряслась крупной дрожью:

– Ой, щас стошнит!

– Валяй.

– Пусти.

– Куда?

– В туалет.

– Давай сюда, – приказала я, подсовывая ей под нос тазик, – действуй, не стесняйся!

Хозяйка послушалась, потом попила ледяной воды из ванны и, продолжая трястись, поинтересовалась:

– Это когда же я опохмелщика вызвала? Не помню…

– Ты вообще чего-нибудь помнишь?

– Отцепись, – гавкнуло небесное создание, окончательно придя в себя, – дай полотенце. Что это у вас за методы такие? Раньше приезжали, всегда капельницы ставили, с улыбочкой, а теперь… Давай полотенце, живо!

– Не визжи, – сказала я и швырнула ей розовую банную простыню, – вылезай и иди ко мне.

Когда милейшая Людочка, вытирая голову, вошла в красиво обставленную кухню, на столе стояла чашка крепчайшего черного кофе с четырьмя кусками сахара.

– Пей!

Людмила машинально глотнула и поморщилась:

– Фу, сладко, просто сусло, я такое не пью.

– Конечно, ты привыкла принимать горькое, но сейчас послушайся и выпей. Ей-богу, лучше станет!

Людмила Сергеевна моргнула красными глазами и снова залпом опустошила емкость. Потом она рухнула на стул, обхватила голову руками и зарыдала:

– Ой горе, горе, горе!

– Что у тебя случилось? – спокойно поинтересовалась я. – Любимая канарейка умерла?

– Жизнь моя – сплошной ужас и катастрофа, – развешивала сопли дама, – одна сплошная катастрофа, одна катастрофа…

– Ты Якова Сироткина знаешь?

Ковалева перестала стонать.

– Яшку? Конечно. Сволочь он.

– У тебя есть его телефон?

– Где-то был, – пробормотала Людмила, потянулась к записной книжке и спросила: – Погоди, погоди, а тебе он зачем?

– Да вот, – пробормотала я, – он тебе телеграмму отправлял с Центрального телеграфа, дал пятьсот рублей, а сдачу не взял!

– Так ты не опохмелщик? – протянула Люда и захохотала. – Во, юмор, а я-то, думаю, как это вызвала – и не помню!

Я деликатно промолчала. По-моему, в том состоянии, в котором она только что находилась, можно много наворочать, а потом и не вспомнить.

– Это ты из-за пятисот рублей так стараешься? – взвизгнула Людмила. – Ну дела! Возьми себе и забудь, цирк, да и только. И как ты только мой адрес узнала!

– Адрес в телеграмме указан.

– Умереть, не встать, – веселилась Ковалева, – первый раз такую дуру вижу! Слушай, давай выпьем за знакомство, а?

– Обязательно, – пообещала я, – только дай мне телефон Сироткина, а еще лучше адрес…

Людмила порылась в книжке, потом проговорила:

– А нету!

– Как это? – удивилась я.

– Вишь, чего случилось, – потрясла растрепанным блокнотом Люда, – страничка на С потерялась, я ее посеяла, ума не приложу где!

– Дай сюда, – велела я и выхватила у нее из рук пухлую книжечку.

Страничка, где должны быть записаны сведения о людях, чьи фамилии начинаются на букву С, действительно отсутствовала. – А не помнишь наизусть телефон Якова?

– Нет, конечно, – хмыкнула Людмила, – он мне человек посторонний.

– Да? – удивилась я. – Как же так? Говоришь, плохо знакомы, а в день рождения он тебе телеграммы шлет…

Ковалева расхохоталась.

– Знаешь, кем работаю?

– Нет.

– Санитарным врачом на Бутовском рынке. Меня, знаешь, сколько народу с именинами поздравляет? Все дружить хотят, потому как я после начальника второй человек, могу весь товар завернуть, а могу и глаза закрыть, поняла?

– Конечно, – кивнула я, – только при чем тут Сироткин?

– Как это? – удивилась Людмила. – Он у нас бакалеей торгует, пять вагонов имеет, крутой бизнесмен. Мука, сахар, крупа, соль, подсолнечное масло… Ему со мной дружить надо, вот и старается, уважает!

Она хрипло рассмеялась.

– Где этот твой Бутовский рынок? – безнадежно спросила я.

– А тут, прямо за углом, – ответила Людмила, – аккурат возле метро. Эй, ты куда, а выпить?

– Извини, – крикнула я, выскакивая за дверь, – аллергия у меня на спиртное, даже нюхать не могу!

Рынок раскинулся в двух шагах от станции подземки. Железные вагончики со всякой всячиной стояли тесными рядами, по проходам толкались покупатели, у каждого второго в руках тележка на колесиках, набитая под завязку коробками, банками и пачками. Отыскав точку, торгующую мукой, я спросила у бойкой хохотушки:

– Слышь, девушка, твоего хозяина Яков Сироткин зовут?

– Не-а, – протянула гарная дивчина, зевая, – Мамед.

Не теряя надежды, я принялась бродить по оптовке, заглядывая в каждый магазинчик, где торговали бакалеей. Таких оказалось пятнадцать штук.

Из них десять принадлежало Мамеду, а пять Ибрагиму…

В полном отчаянии я поинтересовалась у тощего паренька, тосковавшего в насквозь пропитанном запахом корицы павильончике:

– Ну как же так, мне ваш санитарный врач Люда Ковалева сказала, что пять торговых точек с бакалейным товаром имеет Яков Сироткин, а тут повсюду Мамед и Ибрагим!

Продавец оторвался от газеты «Мегаполис» и словоохотливо пояснил: