— У каждого свое хозяйство — это правильно. Единая стратегия — это тоже правильно, — задумчиво чесал подбородок «маленький рыцарь», отхлебнув из бокала вина. Ему и вправду нравился вариант государственного переустройства, озвученный Кмитичем. Вот только непонятно, кто и когда начнет это реализовывать, на каких условиях и что будет все это стоить лично им.
— Э, панове! — вскинул руки Собесский. — Я бы не гнал коней и не спешил с такими решениями. Сие будет хуже лишь вашему, пан Кмитич, Княжеству и Руси. Литве нужна братская помощь Польши, а вы гнете на полное отделение! Кто же вам в мирное время помогать будет? Помощь не только на войне нужна!
Кмитич удивленно взглянул на Собесского.
— Как?! Мы же договорились уже обо всем давно! Или ты передумал? А как же завещание Богуслава?
— Так, сябр, так, — стал оправдываться Собесский, — я все исполню о том, что мы там договаривались, но послушайте и моего совета. Что, если я введу новые привилегии и права для литвинской и русинской шляхты, дам ссуды мещанам для торговли и строительства, дам…
— Стоп! — резко оборвал друга Кмитич. — Это уже сделал Ян Казимир! Какие еще привилегии ты хочешь ввести?
— Хотя бы продолжить отменять налогообложение с некоторых особенно пострадавших городов.
— Да у нас все города особо пострадали, кроме, наверное, Ляховичей, Слуцка и Старого Быхова! — чуть не подскочил Кмитич. — Но и там шли бои, и там нелегко было. И как видишь на примере последней войны, единый король, он же Великий князь, сидящий где-то далеко от нас в Варшаве, не есть гарант безопасности для нашей страны! Не стали мы из-за этого сильней, — развел руки в стороны Кмитич, — и в последней войне у нас даже союзники были разные. Ну не может у нас быть одной стратегии! Далеко Варшава от Вильны, как оказалось! Варшаве, оказывается, Париж ближе, а нам — Рига да Стокгольм!
— Я думаю, обсуждение здесь более не уместно, — холодно блеснули глаза Михала. — Ян, я вот просто хочу тебя как друга и шурина спросить: с чего бы ты начал, если, предположим, ты завтра станешь королем Польши?
Собесский расправил свои могучие плечи и пригладил рукой медового цвета усы с таким важным видом, словно уже садился на трон.
— Я вот в чем проблему вижу, — начал он, — в Польше католицизм. Он объединяет всех. За костелом стоит сила — Ватикан, Империя римская стоит, Франция! У вас в Литве католиков все меньше и меньше. Протестантов много. Православных тоже много. Но за ними не стоит никакой силы! Кто заступится за протестантов? Швеция? Не вышло что-то у вас, пан Кмитич, со Швецией! Кто заступится за православных? Московия? Не вышло у православных с Московией! Как предатели православные бегали от короля к царю, а потом от царя назад к королю, ай-ай-ай, нам там плохо! Не союзник оказался православным Литвы православный царь Москвы, но хуже лютого врага! Православные… — глаза Собесского злобно блеснули. — Голытьба! Быдло одно! Я бы этих предателей отчизны всех к ответу призвал.
— Мы уже с Яном Казимиром этот вопрос обсуждали! — прервал Собесского Михал. — Он также готов был всех православных под одну гребенку причесать. А ведь ты сейчас описал события одного только Могилева, мой любый шурин. Верно! По-скотски поступили они там, в Могилеве! Но ведь те же православные Полоцка до последнего отстреливались от московитов! И своих евреев они не резали, как могилевчане! В чем они виноваты? Тут нужно скрупулезно с каждым конкретным делом разбираться, а не катить бочку огульно на всех! Будь очень осторожен в религиозных вопросах, братко! Очень!
— Так, Михал, так! — виновато опустил голову Ян. — Я, может, тут погорячился. Но нужно престиж костела в Литве все равно поднять. Католики растят истинных рыцарей, сарматов! Для польского сармата его главная задача — защита, его главная обязанность лежит в сфере теснейших отношений гражданина и государства. Это есть идеал «золотой вольности», шляхетской чести, сословной избранности, слитой воедино с национальной религией — польским католицизмом. Это, браты мои любые, кулак! — и Собесский сжал свою широкую пятерню в большой плотный кулак, размером с пивную кружку.