Но наконец ужин закончился. Анна сразу вернулась в гостиную. Питер побежал наверх, нежно прижимая к себе яхту. Нетта убрала со стола и ушла в кухню. Супруги были одни. Настал момент, которого Фрэнк, очевидно, тоже ждал, поскольку без обиняков спросил:
– Люси, что случилось, дорогая моя? Я думал, мы обо всем договорились.
Она поднялась, закрыла дверь, которую Нетта оставила распахнутой, потом села со сжатыми губами и посмотрела на него. Ее добрый настрой пропал, теперь она была полна горячей решимости и без колебаний твердо сказала:
– Я хочу поговорить с тобой, Фрэнк.
– Что ж, – ответил он с миролюбивой улыбкой, – это не повод делать лицо как на похоронах.
– Знаешь, оставь мое лицо в покое, – процедила она строго, – если оно тебе не нравится.
– Не надо придираться к словам, Люси, – торопясь, мягко произнес он. – Ты же понимаешь, что это шутка.
– У меня нет настроения шутить, – колко сказала она. – Более серьезной я никогда не была.
– Но, Люси, – почти умолял он, – что с тобой такое?
– Я серьезно, Фрэнк, – с внутренним напряжением произнесла она. Ее тон не оставлял сомнений в значимости ее слов. – Я кое в чем тебя подозреваю. Это ужасная вещь. Но от этого сам факт не меняется. И более того, есть лишь один выход из такого положения. Ты должен сказать правду. Ответь… – Ее голос вдруг возвысился и задрожал. – Ответь, ты был любовником Анны?
Это было обвинение.
– Что? – чуть не задохнулся он.
– И не только это! – с горячностью выкрикнула она. – Скажи, был ли ты отцом ее ребенка?
Он в оцепенении уставился на нее, и его лоб медленно залился краской. Так вот оно – объяснение всему. Она пришла к ужасающему выводу. И она ошибается – страшно ошибается.
– Так вот оно что… – с запинкой произнес он наконец. – Вот как ты думаешь обо мне.
– Скажи! – снова прокричала она пронзительно. – Не видишь – я жду!
– Но, Люси! – пробормотал он, совершенно сбитый с толку и смущенный, словно вправду был виноват. – Не глупи. Все это… абсурдно.
– Не так уж абсурдно! – воскликнула она, понимая, что он по-настоящему страдает, и сама едва дыша. – Не так уж абсурдно, раз это тебя расстраивает.
Ее чувства напряглись до предела, она безотчетно шарила глазами по его лицу, старалась уловить любую перемену в настроении, в интонации. И, поймав на себе этот испытующий взгляд, он снова вспыхнул:
– Зачем ты меня разглядываешь? Мне это не нравится.
– Значит, тебе есть чего бояться? – Ей показалось, что он оправдывается, и она с горечью добавила: – Знаешь, по глазам вижу, что ты виноват. Меня не обманешь, Фрэнк. Я тебя знаю. О-о! Почему ты не можешь быть мужчиной и честно признаться?
Слова выскакивали с поспешной горячностью, одно за другим, и под таким напором Фрэнк беспокойно заерзал, покраснел еще сильнее, поскольку отдавал себе отчет в своей бесхарактерности и чувствовал, что подтверждает ее подозрения.
– Это безумие! – выкрикнул он. – Я не имею никакого отношения к этому делу. Никакого! Ты же наверняка знаешь, что я тебя люблю. Никогда в жизни у меня ничего не было с Анной. Если не веришь мне, спроси у нее.
– У Анны?! – яростно вскинулась она. – Ты полагаешь, я унижусь и спрошу Анну? Мне, твоей жене, унижаться перед ней! К тому же, – она фыркнула, – чего можно ожидать от Анны? Уж точно не правды! Не сомневаюсь, между вами существует какой-то ужасный сговор.
– Боже правый! – воскликнул он, чувствуя, что не способен справиться с ситуацией, и выходя из себя. – Чего ты добиваешься? Ты все неправильно поняла, говорю тебе. Чертовски неправильно!
– Все неправильно, – в сердцах откликнулась она, – и в этом твоя вина.
– Пусть будет по-твоему! – прокричал он. – Если тебе нравится возводить на меня напраслину, то и черт с тобой!
В этом противостоянии они дошли до неимоверного напряжения. Потом вдруг ее сердитое лицо смягчилось. Она была охвачена неудержимым порывом нежности к мужу, глаза больше не выражали обиду, а призывно сияли.
– Неужели ты не понимаешь, Фрэнк, – зарыдала она, – как меня это терзает? Давай все выясним. Тогда мы сможем начать сначала.
Но теперь он пришел в бешенство и с упрямством нерешительного человека отказывался слушать. Вместо этого он вскочил на ноги:
– С меня довольно! Не могу больше этого выносить.
Она взяла его за руку и быстро заговорила.
– Фрэнк, ты ведь знаешь, что я тебя люблю, – горячо уверяла она. – Ты знаешь, я все для тебя сделаю. Все, что угодно. А ты даже не можешь попросить прощения.
Не взглянув на нее, он направился к двери.
– На что мне твое проклятое прощение? – бросил он. – Держи его при себе, пока о нем не попросят.
– Не уходи, Фрэнк! – в отчаянии умоляла она. – Это лишь убеждает меня в том, что ты виноват.
Досадливо вскрикнув, он стряхнул ее руку:
– Ради бога, оставь меня в покое!
Развернувшись, он выскочил из комнаты.