Три кварка (из 2012-го в 1982-й)

Поцелуи становятся все более и более страстными, на близость женщины организм реагирует так, как ему и положено. Одна рука уже шарит под блузкой, нащупывая застежки бюстгальтера, вторая скользит по талии вниз, подбираясь к самому «вкусному». Тела наши дрожат в предвкушении. К черту условности! К черту ненужные мысли! Пусть рушится мир, нас это сейчас не волнует. Есть только мы, и мы вместе, а все остальное – не важно!..

– Андрюха! Ты дома?

«Твою мать!»

Мы с Леной резко отрываемся друг от друга.

«Шурик! Скотина! Такую тему испортил!»

Лена прячется за меня и лихорадочными движениями пытается привести себя в относительно нормальное состояние, приличествующее каждой добропорядочной советской девушке. Поправляет прическу, юбку, застегивает пуговицы на блузке. «Ну да, все верно. Мы ничего такого не делаем. Просто… э-э-э… чаю вот решили попить. Чайника, правда, нет, но кого и когда останавливали подобные мелочи?..»

– Андрюха! Открой, дело есть, – продолжает барабанить Синицын.

Ругаюсь сквозь зубы и иду открывать. Отпираю замок, распахиваю дверь.

– Ну? Что хотел?

– Слушай, Андрюх, тут это, мысля одна появилась… – Шурик протискивается мимо меня и… замирает с отвисшей челюстью.

– Какая еще, к бене, мысля? – я пытаюсь оттеснить его в коридор, одновременно оглядываясь на Лену. Кажется, она успела привести себя в божеский вид и теперь как ни в чем ни бывало стоит у окна, изображая святую невинность.

Приятель вопрос игнорирует. Ошарашенно пялится то на меня, то на Лену, потом трясет головой, словно не верит увиденному, и начинает громко шептать:

– А это кто? Ленка, да? Ленка?

– Нет! Рабыня Изаура! – рявкаю я и самым решительным образом выпроваживаю его из комнаты. – Потом, Шура. Все потом.

Захлопываю дверь. Мысленно себя матерю.

Шурик, конечно, гад, но, в принципе, я ему благодарен. На самом краю меня удержал, приперся бы он чуть попозже и свой грех перед Жанной я бы не искупил никогда. Блин! За что мне такие мучения?! Две женщины, обе такие разные, но устоять ни перед одной не могу. И выбирать не имею права. Знаю, кто мне судьбой предназначен. Знаю, но прямо сейчас убить себя готов за подобное знание. За будущее, которое еще не свершилось. За прошлое, которого не было. За настоящее, в котором я самая обычная сволочь. Сволочь и бабник. Желал осчастливить весь мир, изменить его в лучшую сторону, а в итоге даже в себе не сумел разобраться. Смотрю на Лену и вижу, влюбилась она в меня не по-детски. А я, вместо того, чтобы честно признаться, что и мизинца ее не стою, все тяну и тяну. И чем дальше, тем все больше и больше запутываюсь в собственной лжи. Причем лгу я не только ей. Себя обманываю, думая, что «само рассосется». А вот хрен тебе, Андрей Батькович! Не рассосется. Как ни крути…

– А кто такая рабыня Изаура? – внезапно интересуется Лена.

«Во, блин, попал!»

– Э-э-э, – пробую найти объяснение и в конце концов нахожу. – Ну-у, это персонаж одного романа. Бразильского, кажется. Его в «Иностранной литературе» печатали.

Гостья на миг задумывается:

– Не помню такого.

– Давно это было, – я развожу руками и улыбаюсь.

Лена сразу же забывает о сказанном, отрывается от окна и одаривает меня многообещающим взглядом. Слова не нужны, она явно желает продолжить начатое. То, что было прервано появлением Шурика.

Прикрываю глаза и несколько раз повторяю про себя нехитрую мантру. «Я спокоен. Я совершенно спокоен. Ты замечательная девушка, я от тебя без ума, но мне не нужны неприятности. Я абсолютно спокоен. Я как кремень. Как партизан на допросе. Ты самая лучшая, но жизнь сложная штука. Я спокоен до безобразия. Стоек, как оловянный солдатик… Ага, вроде подействовало».

Разворачиваюсь к шкафу, достаю оттуда подаренную Кривошапкиным куртку и не торопясь ее надеваю.

– Ну что, я готов. Провожу тебя как обещал.

Сказать, что Лена расстроена, значит не сказать ничего. В глазах разочарование и обида. Губы дрожат, кажется, она хочет что-то сказать, но… ничего не поделаешь – сама просила, чтоб проводил, а про все остальное мы с ней не договаривались. Девушка берет с кровати пальто, я намереваюсь помочь, но, увы – от помощи Лена отказывается. Дергает недовольно плечом и с гордым видом выходит из комнаты. Вроде как «не очень-то и хотелось».

Спешу за ней. Догоняю около наружной двери.

Лена перешагивает через порог. Поворачивается. Смотрит на меня. Ждет.

«М-да. Болван ты, Андрюха. Дурень редчайший. Отказать такой девушке – это даже не преступление, это диагноз…»

В порыве самоуничижения неожиданно вспоминаю одну очень важную вещь. «Елки! Я же ключи забыл».

Бросаю Лене «Подожди, я сейчас», бегу по коридору назад и… упираюсь в закрытую дверь. «Вот уж, действительно, придурок конкретный». Дергаю ручку (а вдруг откроется?), судорожно пытаюсь понять, что же дальше. На всякий случай, еще раз ощупываю карманы. «Фух! Слава те господи. Вот они – не в куртке, а в джинсах».

С огромнейшим облегчением достаю ключи из кармана. Радуюсь. Засовываю их обратно. «Очень хорошо. Дверь ломать не придется… Опа! А это что за фигня?»

Вынимаю из джинсов маленький бумажный пакетик. Двойной. Цена – четыре копейки.