Честно говоря, в возникшей проблеме Лениной вины почти нет. Будь я сейчас в своем настоящем возрасте и в той должности, которую занимал в двухтысячных, прибыл бы на этот объект, показательно отодрал бы, во-первых, мастера, во-вторых, Иванычу бы люлей накидал, в-третьих, прораба, который сюда и носа не кажет, отпинал не по-детски. За что, спрашивается? А за то, что скинули на бедную девушку свою часть работы и ее же теперь во всех грехах обвиняете. Оси, ранее вынесенные, потеряли? Потеряли. Репер девочке дали? Не дали. Про привязку сказали что-нибудь путное? Тоже нет. Тогда за каким, спрашивается, х… вы, оглоеды, девчонку до слез довели?..
Хотя, конечно, моя вина тут тоже имеется. Ошибку Лены заметил, но не поправил. Сволочь, одним словом. Наглая и циничная. Так что: сам создал проблему – сам ее и решай. Обольститель. Гы…
Приобнимаю Лену за талию и тихо шепчу ей на ухо:
– Сейчас сама. Все. Увидишь.
Девушка на миг замирает, а потом резко поворачивается ко мне:
– Обещаешь?
«Или я лох голимый и в женщинах совершенно не разбираюсь, или… во взгляде ее не только надежда».
Прикрываю глаза и мысленно себе аплодирую.
– Обещаю.
Оставляю девушку страдать в одиночестве, а сам подхожу к дяде Коле.
– Николай Иванович, у вас ломы есть?
– Что? Какие ломы?
– Железные.
– Ну есть. А чего?
– Тут такое дело. В общем, в подготовке у нас щебень гранитный, не известняк. Фракция мелкая, плюс окатышей дофига. То есть если мы даже блоки подвигаем слегонца, уплотнение нифига не нарушится и отметка никуда не уйдет. Короче, в три лома возьмемся, сдвинем, все будет чики-чики. Там даже колонны вынимать не придется. Кран их внатяг примет…
– Погоди-погоди, – перебивает меня Барабаш. – Значит, говоришь, ломами?
– Ну да. Но можно и чем-то другим, не знаю.
Иваныч чешет несуществующую бороду, с сомнением глядит на меня, а затем…
– А ну, бойцы, айда за ломами! – кричит он тусующимся в котловане парням.
Одними ломами мы, конечно же, не обходимся. Но это и не важно. Вдохновленные внезапно открывшейся перспективой, парни сами находят способы, как лучше организовать «передвижку». Трудовой энтузиазм бьет ключом, в работе участвуют все. В процесс включается даже возвратившийся из прорабки Петрович. В плане общего руководства, конечно, а не в том, чтобы самому лопатой или ломом махать.
– Шабаш! – командует он спустя сорок минут, вытирая «трудовой» пот. Все фундаменты на местах, дело сделано.
Больше всех окончанию работ радуется Лена, счастливая, что все обошлось. Я тоже радуюсь. Ведь на меня она глядит с таким восторгом, что, кажется, расцеловать готова при всех. Однако нет. Этого я позволить ни ей, ни себе не могу. Рано еще. Не все еще пункты программы выполнены. Сейчас ход за мастером.
Петрович мои ожидания не обманывает.
Он подходит к девушке и выдает очередное ЦУ:
– Кислицына, не забудь. С тебя исполнительная на фундаменты.
Лена округляет глаза:
– Что, прямо сейчас?
– А как иначе? Сама знаешь, без исполнительной мы акт не подпишем. Тем более завтра балки приходят, так что промежуточная нужна как штык.
– Петр Петрович, я же до ночи с ней просижу!
– Сама напортачила, сама исправляй, – ухмыляется мастер.
Что ж, здесь он в своем праве. Исполнительную «нарисовать» может только геодезистка.
Лена грустнеет. Оставаться на объекте, тем более одной, ей явно не хочется.
– Петр Петрович, ну, может, на завтра все отложить? Тут же темно будет, я боюсь, – пытается она разжалобить мастера.
Петрович укоризненно качает головой. Потом вздыхает и машет рукой дяде Коле. «Все правильно. Он хоть и самодур, но все же не деспот».
– Иваныч! Ты это, дай ей кого-нибудь в помощь. Кого-нибудь посмышленей.
– Дадим, – скалится Барабаш, хитро поглядывая на меня.
– Ну вот и ладушки.
Петрович убегает в прорабку, а дядя Коля выстраивает на бровке бригаду и дает новую вводную:
– Итак, граждане алкоголики, хулиганы, тунеядцы. Кто хочет вечером поработать? Только предупреждаю сразу: ликеро-водочный и мясокомбинат на сегодня нарядов не прислали.
Против того, чтобы «скоротать вечерок» с симпатичной девицей никто, в принципе, не возражает. Проблема одна: сегодня – ФУТБОЛ! Поэтому парни жмутся, мнутся и особого желания не выказывают.
Иваныч хмыкает и поворачивается к девушке. Он смотрит на Лену, Лена – на меня, я – на Иваныча. В гляделки мы играем секунд десять.
– Ну что, Дюха, поможешь барышне? – интересуется, наконец, дядя Коля.
– Помогу, Николай Иванович. Без вопросов.
Лена счастлива. Лена довольна. Лена прямо лучится радостью. И улыбка у нее такая добрая и такая светлая, что…
«Черт! А ведь она и вправду… красавица. А я – болван!»