Три кварка (из 2012-го в 1982-й)

– А, поняла. Мы его знали под именем Михалос Тавридис, хотя это конечно ненастоящее имя. Он был из тех русских, кто эмигрировал в Понтийскую Грецию из Крыма в ноябре 20-го. Ну, после той их гражданской с большевиками. Вот только, как выяснилось, попал из огня да в полымя. Опять на войну, только уже другую, с турками.

– Понятно. Не повезло мужику, – покачал головой Михаил. – А что с ним случилось потом?

– Они с моим дедом погибли на Крите, в 43-м. Во время карательной акции немцев в Вианносе и Като Сими. До последнего прикрывали отход к побережью отряда Бадуваса с беженцами. Там было много детей и женщин. И одним из спасённых был мой отец Никас Смирниадис.

– Что ж, они погибли героями, – Смирнов слегка наклонил голову, отдавая долг памяти павшим бойцам.

– Всё верно. Героями. И дядя Митрос был точно такой же. Он тоже спасал других и тоже погиб.

– Когда?

– В 74-м, 15 июля, когда в Никосии произошёл военный переворот. И если бы не он, мы бы сейчас не разговаривали.

– Мы?

– Да. Отец с дядей Митросом служили в охране архиепископа Макариоса. Я в тот день тоже оказалась в президентском дворце, совсем ещё девчонка. Они думали, что там безопаснее. Когда солдаты хунты стали стрелять, папа погиб одним из первых, а дядя Митрос… Он сумел вывести меня из дворца, а потом… заслонил от пули…

В глазах Анны блеснули слезы, и, не сумев совладать с собой, она отвернулась от спутника.

– А мама умерла ещё раньше. В 67-м, – добавила девушка секунд через пять, судорожно всхлипнув, поёжившись будто от холода.

– То есть… то есть, ты сейчас… совершенно одна?

Девушка молча кивнула, пряча заплаканное лицо, с трудом сдерживая прорывающееся наружу рыдание.

– Прости. Прости меня. Я не хотел.

Повинуясь какому-то неясному порыву, Михаил протянул руку и бережно погладил красавицу по вьющимся волосам. Анна отстраняться не стала. Наоборот, словно котёнок, чуть потерлась щекой о ладонь, а затем просто шагнула вперёд, прижимаясь к широкой груди застывшего рядом мужчины. Обхватывая его обеими руками, ничего и никого не стесняясь, тихонько вздрагивая под осторожными ласками неожиданно ставшего близким ей человека.

Они простояли так минуты две или три. Потом девушка подняла глаза и едва слышно проговорила:

– Мы почти пришли. Мой дом через дорогу.

– Я провожу, – так же тихо ответил Смирнов.

…Заснули они только под утро, вымотанные друг другом до полного изнеможения…

* * *

Солнечный луч, проникший в комнату через оконные ставни, коснулся век лежащего на кровати мужчины. Поморщившись и пробурчав что-то невнятное, Михаил разлепил глаза и, откинув тонкое одеяло, опустил ноги на каменный пол. Из приоткрытой двери веяло ароматом свежесваренного кофе и чего-то ещё, явно съедобного и бодрящего. Собственному организму капитан решил не противиться. Подобрав валяющуюся возле кровати одежду, натянул брюки, накинул рубаху. Ощупав карманы, убедился, что контейнер на месте, а обёрнутая вокруг него хитрая петелька не пострадала.

«Вот чёрт! Так можно и до паранойи дойти», – вполголоса чертыхнулся разведчик. Подозревать девушку в намеренном лицедействе ему не хотелось. В постели Анна оказалась чудо как хороша. Впрочем, и сам капитан вполне мог гордиться собой – выложился в эту ночь по полной программе, не смыкая глаз до утра, не оставляя свою красавицу ни на секунду. Так, что до сих пор был не в состоянии хотя бы мысленно отойти от произошедшего, вновь и вновь переживая самые сладостные моменты. Настолько волшебные, что… невозможно даже слов подобрать, чтобы описать всё как оно того стоило. А оно и впрямь… стоило. Особенно девушка. Идеал из сбывшихся снов, воплощённая в явь мечта, новорождённый вулкан, водопад неистовой страсти и трепетного целомудрия пополам с какой-то запредельной, абсолютно искренней нежностью.

«Что ж, наверное, это и есть то, что поэты называют любовью. Причём, с первого взгляда».

Конечно, можно было бы усомниться в истинности подобного вывода и списать всё на романтику южных ночей, быстро сходящую на нет с каждой пройденной морским или воздушным лайнером милей, но… Сам Михаил в своих чувствах нисколько не сомневался. Был уверен. Знал. И ни о чём не жалел.

Наскоро умывшись в расположенной рядом со спальней ванной, капитан тщательно вытер лицо и руки и, повесив на крючок розовое со слониками полотенце, быстро прошёл туда, откуда доносились дивные запахи. В небольшой, залитый полуденным солнцем дворик. Точнее, на примыкающую к дому кухню-веранду, прикрытую от палящих лучей увитой зеленью перголой.

Анна стояла возле плиты и, тихо напевая, что-то помешивала на шкворчащей и брызжущей маслом сковороде. Одета девушка была совсем по-домашнему. В пышную цветастую юбку и вышитую «деревенскими» узорами блузку. Обувь отсутствовала. Так же, как и у Михаила, застывшего в дверном проёме, дожидающегося позволения сесть наконец за стол и приступить к трапезе.

– Завтракать будешь? – поинтересовалась «хозяйка», разворачиваясь к топчущемуся в дверях «гостю».

Повторять дважды ей не пришлось.

– Буду.