Три кварка 3 (1982-2012). Конфайнмент

Всё-таки не зря он проинструктировал О́скара, что должны говорить его бандюки, если их внезапно застукают. Перевести стрелки на Зураба, главного конкурента «ресторатора» Зубакидзе по нелегальному бизнесу — шаг красивый. Мало того, он сегодня помог решить одну из важнейших проблем: как увеличить доверие к Василевскому со стороны Смирнова, одновременно заставив своего сотрудника работать не за страх, а за совесть, да к тому же ещё и втёмную, не посвящая его в суть операции. Плюс временны́е рамки стали понятны. Три недели — именно этот срок Смирнов определил Василевскому, чтобы тот присматривал за больницей.

«И с цээрушника мы теперь тоже кое-что стребуем, — мысленно потёр рука об руку Свиридяк, прикинув расклады. — С бабой у него, скорее всего, не срастётся, а у нас будет всё на мази. Выясним, где эти гаврики свою машину времени собирают, а там уже можно и торговаться, кому и сколько положено. Америкашки, они такие, всегда под себя гребут. С ними надо стандартно: сперва по сопатке, и только потом договариваться…»

* * *

В Хлебниково Михаил Дмитриевич прибыл вечером, ближе к восьми, когда на улице стало совсем темно.

— Как настроение? Медведем ещё не стал? — поинтересовался он, войдя в дом.

— Не стал и вряд ли когда-нибудь стану, — вздохнул Синицын, встречая гостя. — Цивилизация нынче везде, даже тут. Сижу теперь по полдня в интернете, все новости знаю.

— А раньше чего, не сидел что ли?

— Раньше некогда было. Раньше работал. А сейчас хоть на стенку лезь, такая, блин, скукотень.

— У тебя что, лишнего времени много? — удивился Смирнов. — Ты разве установку не собираешь?

— Чего это не собираю? Собираю. Вот только некоторые шибко умные думают, что только они работают, а остальные бездельничают, — ворчливо отозвался профессор. — Мне, если хочешь знать, каждую резонансную трубку приходится по три раза тестировать. А это, на минуточку, от трёх до семи часов чистого времени. И, главное, не отойдёшь никуда. Сиди и смотри, как бы в разнос не пошло.

— Так бы сразу и говорил, — ухмыльнулся «чекист». — А то, понимаешь, начал с разгону, что, мол, скукотень, делать нечего. Я и повёлся.

— Ладно. Проехали, — буркнул учёный. — Новости из больницы есть?

— Есть. Думаю, тебе понравится…

Услышав новости, Синицын, к удивлению Михаила, особой радости не проявил.

— Приглядывать за Жанной, чтобы её никто не обидел — это конечно здо́рово. Но… она всё-таки женщина. Вдруг что-нибудь лишнее скажет. Ты сам-то в этом Сергее уверен?

— Шура, я восхищён! — всплеснул руками Смирнов. — В кои-то веки ты решил озаботиться проблемами безопасности и режима!

— Ну а чего, нельзя что ли? — попытался обидеться научный работник.

— Да можно, конечно, — засмеялся Михаил Дмитриевич. — Только теперь уже поздно боржоми пить. Дело, как говорится, сделано. А за Жанну не беспокойся, я её проинструктировал. Всё будет хорошо. Обещаю.

— Толку с твоих обещаний…

Синицын махнул рукой и направился в комнату, где стояла модель. Усевшись за стол, он выдвинул ящик и вынул оттуда сложенный бумажный листок.

— Вот, читай, — протянул он бумагу Смирнову.

— Ух ты! Письмо от Андрея?

Профессор кивнул.

Михаил развернул листок и начал читать. По мере прочтения брови у него поднимались всё выше и выше.

— Фигасе компот! Наш пострел в тюрьму загремел, а потом ещё и сбежал. Интересно.

— Это не самое главное.

— А что главное? То, что он стал фактически нелегалом?

— Да нет же, — поморщился Александр Григорьевич. — Самое главное, он решил рассказать о будущем мне. Ну, в смысле, мне тамошнему.

— И что в этом страшного? Ты же сам говорил: без твоей помощи ретранслятор собрать не получится.

— Ну, говорил. И что?

— Да, собственно, ничего, — пожал плечами «чекист». — Просто ты сейчас сам себе противоречишь. То можно тебе тамошнему всё рассказывать, то нельзя. Ты уже как-нибудь определись, наконец.

Синицын вздохнул.