Три кварка (1982-2012)

«Надо же, угадал. И не просто угадал, а вообще — в десятку. Первым же выстрелом».

— Точно. Цой, — подтвердил я догадку соседа. — Только без Рыбы. Рыбин там чисто на «подпевках» сидел, бренчал потихоньку.

— А ещё что-нибудь такого могёшь? — огорошили меня тут же вопросом, как бы намекая, что одной песней теперь уже не отделаешься. И это понятно. Пока запал не иссяк, шоу должно продолжаться.

— Ноу проблем, коллеги. Не только могём, но и мо́гем… Надо только припомнить чуток.

На «воспоминания» ушло секунд двадцать. Точнее, не на сами воспоминания как таковые, а на решение, что лучше всего исполнить конкретно здесь и сейчас. Такое, чтобы, с одной стороны, укладывалось в тему, а с другой — не слишком выбивалось из нынешнего канона. Чтобы и рыбку, как говорится, съесть, потрафив вкусам почтеннейшей публики, и при всём при том не подставиться.

В общем, подумал, прикинул и, тяжко вздохнув, вновь ударил по струнам добротного чешского инструмента:

Кардиограммы ночных фонарей,

Всхлипы сердечно-сосудистых грёз,

Рыбьи скелеты осенних берёз

В парандже развращённых восточных дождей…

Шевчуковская «Ни шагу назад» моим друзьям тоже понравилась. Как будто. Но — были нюансы.

— Это, типа, всё вокруг — жопа? — почесав затылок, поинтересовался Олег Иванович «номер два». — То есть, надо нажраться как следует и вперёд с балкона?

В ответ я лишь плечами пожал, ничего больше не комментируя. «Хм, реакция весьма показательная. Выходит… верной дорогой идёте, товарищи. И потому переходим на следующий уровень. Кто у нас там дальше на очереди? Кинчев что ли?..»

Экспериментатор движений вверх-вниз,

Идёт по улицам своих построек,

Он только что встал, он опрятен и чист,

Он прям, как параллель, и, как крепость, стоек…

В полной мере экспрессию этой песни мне выразить, конечно, не удалось. Однако ребятам хватило и малой доли — молчали они примерно минуту. А затем будущий банкир Володя Шамрай потянулся, зевнул и выразил общее мнение:

— Батя у меня всех умников обычно на хозработы ставил. Чтобы от забора и до обеда только с лопатами и экспериментировали.

— Эт-точно, — подтвердил «кубанский казак» Шелестов. — Без лопаты даже солнышко на турнике не покрутишь.

После всего сказанного мне оставалось лишь ухмыльнуться и опять перейти к музицированию. К четвёртому номеру вечерней программы:

В далёкой бухте Тимбукту

Есть дом у Сары Барабу,

Сара Барабу, Сара Барабу,

У неё корова Му…

Лёгкий, можно сказать, лёгонький «рокапопс» от бит-квартета «Секрет» парни восприняли благосклонно. Не восторгались, правда, но и не кривились ухмылками.

— Интересно, — резюмировал в итоге Миша Желтов. — А, кстати, Тимбукту — это где?

— В Африке, где же ещё, — хохотнул «щирый хохол» Шамрай, хлопая по плечу чебоксарца. — Только фигня это все. Во-первых, Тимбукту никакая не бухта, моря там нет. А, во-вторых, марабу обитают гораздо южнее.

«Молодец, — мысленно усмехнулся я. — Чётко разложил. Сразу видно, военная косточка. Да к тому же заклёпочник. Что ж, видимо, пора завершать выступление. Не ведутся парни на провокацию. И это есть хорошо. Впрочем, ещё не вечер, надо бы их напоследок приложить слегонца. Чем-нибудь эдаким, сугубо, гы-гы, интеллектуальным…»

В саду камней вновь распускаются розы.

Ветер любви пахнет, как горький миндаль.

У древних богов при взгляде на нас выступают слезы.

Я никак не пойму, как мне развязать твое кимоно — а жаль…

Я оказался прав. От опуса БГ про сакэ и ползущую по склону Фудзи улитку слушатели слегка прибалдели. В том плане, что никто до конца не понял, в чем смысл этого «просветляющего откровения».

— А кайсяку — это чего? — осторожно спросил Желтов после того, как «шедевр» уже отзвучал.

— Не чего, а кто и кого, — пояснил я, вешая гитару на спинку кровати. — Шибзик это, короче, такой. Который всех шашкой по шее. Японской.

— А-а-а, ну тогда понятно, для чего они там траву косят, как зайцы.

— Ага, — снова расхохотался Шамрай. — Япошки, они такие. Им вон, видишь, опосля глюков с кальмарами даже гейши без надобности. «В особой связи с овцой» обретаются, — процитировал он великого «аквариумного» гуру.

— А сакэ? — включился в обсуждение Валера Пшеничный.

— Что сакэ?

— Ну, сколько в нем градусов? А то по семьсот зараз — это как-то многовато выходит.

— Сакэ — это рисовое вино. Оборотов шестнадцать-двадцать, не больше.

— Всего-то? Как портвейн? — вытянулся лицом сибиряк.

— Точно. Как три семёрки.

— Э-э, слабаки, блин. А «три топорика» — это вещь! Мы вот, помнится, с пацанами…