Три кофейни

Сколько всего я мог сказать… Но я считал это постыдным, ведь мужчина должен выражать свои чувства не языком, а букетом, или прятать под красивой упаковкой подарка. Двадцать девять роз я подарил ей на день рождения. Двадцать девять синих роз. Она была так рада, что мы еще неделю после этого не могли застелить постель. Двадцать девять… Знаете, я бы все-таки сказал… мне всегда было что сказать. Мне нравились ее глаза, потому что в них не было моего отражения. Эти карие глаза были самыми светлыми в моей жизни. Я всегда видел в людях плохое только потому, что смотрел в них, как в зеркало. Каждый свой недостаток в другом человеке – как соринка в глазу. А тех немногих, в которых я находил свои достоинства, я уважал больше всех. Зеркало… Люди для меня были зеркалом, вот поэтому я так к ним и относился. Человеку порой и рот не нужно было открывать, чтобы я понял, с кем имею дело. Но в ней я себя, сколько ни старался, рассмотреть так и не смог.

Как только я уходил на работу, сразу представлял, как она лежит в моей синей рубашке и читает свою любимую книгу. Как начинает ждать меня, только вышедшего за порог квартиры, и думать, что приготовить мне на ужин. Перед возвращением я всегда знал, какое у нее настроение, еще на лестничной клетке. Если из квартиры шел вкусный запах, все было в порядке и после ужина можно было смело ставить очередной рекорд, но когда запах был не особо приятным или вовсе его не было – значит, что-то случилось. Я особо не разбирался в женщинах, но ее я познавал – страница за страницей, день за днем, и больше всего мне не хотелось эту книгу дочитывать до конца. Это только в сериалах любовь начинается с постели и заканчивается уже в другой. В настоящей жизни такого слова не существует, оно теряется в днях и используется как презервативы, которыми мы никогда не пользовались. Пусть она и остается в своих сериалах, а в жизни двоих главное – это понимание. Хотя ее понять было сложно, но я все же пытался, и иногда это даже получалось, но, в основном, мы жили страстью. Такое пошлое слово, но оно действительно самое подходящее. Как свечи, которые зажигают ночью… Капля за каплей расплавленного воска, они догорают и оставляют после себя неприятный дым. И каждый вечер эти свечи нужно зажигать заново…

Когда я впервые ей изменил, она запретила к себе прикасаться. Пыталась уйти, сбежать, но я не отпускал. Била меня в грудь и лицо, когда я крепко сжимал ее, и называла меня тем, кем я был после этого. Когда она достала нож, я впервые почувствовал, насколько она мне нужна и какой я… после этого поступка.

Глядя мне в глаза, она сделала резкое движение. Кровь медленно капала на пол из ее запястья. Как только я сделал шаг, крикнула: “Не подходи!”, затем приставила нож к шее. Я не знал, что делать, мои руки дрожали, а сердце выбивало ребра. Я настолько боялся ее потерять… Она была настроена решительно. Безо всяких сомнений, была готова к следующему шагу. Паника, дикий ужас охватили меня. Невнятно, дрожащими губами я выдавил из себя, чтобы она убрала нож и мы спокойно все обсудили. В ответ я услышал смех, громкий смех… Ее рука ослабела, и, выпустив нож, она упала. Подбежав к ней, я начал щупать ее пульс. Она потеряла сознание, но была жива. Слезы бежали у меня по лицу. Задыхаясь от боли, что обжигала мою грудь, я нес ее на руках к кровати. Она была жива…

Поутру я ожидал чего угодно, но только не того, что произошло. Она поцеловала меня в лоб и прижала к себе. В эту минуту я осознал, какая я тварь и ничтожество. И любой человек, посмотрев со стороны на эту ситуацию, сказал бы про себя: “Какая же она влюбленная дура!”

– Обними меня, пожалуйста, покрепче, – шепотом попросила она.

После этих слов я понял, что никого в этом мире нет ближе ее. Людей всегда можно кем-то заменить, но ее я больше заменять не хотел никем и никогда. Да, она не была женщиной моей мечты, и отца я ее ненавидел, а за что мне, собственно, его любить? Каждый мой день мог оказаться последним, и это я знал не хуже ее, но меня всегда привлекало лезвие ножа. Особенно его острая грань. Но больше всего меня ранило то, что по этой грани ходила она, без страха в глазах. Вот это действительно было страшнее всего…»

Роза и не заметила, что дождь за окном закончился и всходило солнце. Она никогда не встречала рассвет, как и не любовалась закатом. Неудивительно, что весь ее мир можно было поместить в двухкомнатную квартирку и маленькую книжечку, а затем впустить белую полоску с мягким началом и острым концом. Такой мир не имеет цвета, такой мир не имеет запаха и вкуса. В таком мире люди не живут, а однажды, засыпая ночью, забывают проснуться поутру…

Она не осознавала, что ее жизнь наполнена смыслом, как и то, что однажды споткнуться и упасть – не повод лежать и винить во всем камень. Роза не понимала, что расцветать нужно не для кого-то, а в первую очередь для себя. Она больше не смотрела в зеркало и не смеялась в приступах паники: кажется, она просто забыла, что тусклый свет лампочки никогда не заменит настоящего солнца.