— Внимание! Детекторы не показали сколько-нибудь заметных радиационных загрязнений обшивки. Также не обнаружены токсичные вещества и микроорганизмы. В то же время, оба моих назначенных ранее рандеву отложены. Это означает, что я могу произвести возвращение в район Беллоны по энергетически оптимальной траектории, то есть без перерасхода топлива. А следовательно, у меня не будет необходимости выбрасывать ракетоплан за борт «Сома» в ближайшие сутки.
Всё вместе это значило: теперь мы гарантированно не окажемся одни в пустом ракетоплане. Что, конечно, меня несказанно радовало. Да и не одного меня.
Перспектива провести долгие часы, досконально исследуя содержимое посланца из прошлого, но пребывая все-таки на борту «Сома», казалась мне неизмеримо привлекательней, нежели чувствовать себя микробом на песчинке, о которой в большом мире хорошо если знают три человека.
Ко всему прочему это означало, что мы будем исследовать ракетоплан при искусственной тяжести, создаваемой дейнекс-камерой «Сома», а не в условиях невесомости. И это тоже было чудо как хорошо!
Впереди нас ожидали очередной инструктаж, Бирман, защитные скафандры «Астрон», а самое главное — сводка состояния отсеков ракетоплана по девяноста шести параметрам. Над ней уже работали трудолюбивые зонды-тестеры, внедрявшиеся один за другим во чрево катера.
На мой вопрос, как это выглядит со стороны, дабы в будущем посвятить читателей «Русского аргумента» хотя бы в пару тонкостей процесса, Минералов пробурчал что-то невнятное, исключительно себе под нос.
Бирман сначала пожал плечами, мол, это же элементарно. Однако сжалился и пояснил с присущей ему откровенностью, граничащей с цинизмом.
— Вы ведь, если не ошибаюсь, уроженец Земли? Утопленника в какой-нибудь крупной реке не доводилось видеть?
Я кивнул. Есть такой опыт, даже дважды. Журналисты с чем только не сталкиваются за свою жизнь, а репортерство — лучшая профессиональная закалка и хорошее лекарство от брезгливости.
— Ну вот, коли там водится такая рыба, под названием стерлядь, — произнес он менторским тоном, — то она весьма охоча до гниющего мясца. И собирается стерлядей на утопленничка видимо-невидимо. Так что иной раз, когда забагришь недельного бедолагу на берег, глядь, а из него повсюду одни хвосты торчат стерляжьи. И извиваются, шельмы…
Последнюю фразу Бирман произнес почти ласково. Любит, видать, зверушек.
— Вот и зонды-тестеры сейчас в вашем… объекте… что твои стерлядки. Одни хвосты торчат, антенны с проводами. И шевелятся так же, бестии, потому что всё дальше уходят вглубь отсеков. Ничего, скоро телекартинка пойдет, тогда и разглядите, что там да как. Пока одно могу сказать: фон есть, но относительно терпимый. Даже вполне… А что скажет Минералов?
— Осталось тридцать восемь тестов. Думаю, через полчаса будет готова полная сводка по ситуации на ракетоплане.
— Тогда ждем, — в голосе Бирмана мне послышалось тщательно скрываемое нетерпение. — Если Минералов сказал «полчаса», так тому и быть. Он у нас по части тестов ба-а-альшой дока!
Глава 15
Надежин. Ловцы комет
Январь, 2145 г.
Флагман Четвертой Межзвездной Экспедиции МКК-5 «Звезда»
Периферия Солнечной системы, Облако Оорта
Огненный столб ударил в жерло «Харибды», точно намереваясь испепелить всю ее жаропрочную начинку и проникнуть в самое сердце корабля.
Через десять секунд еще одна мощная плазменная струя с невероятным проворством устремилась к звездолету.
А затем — третья, четвертая…
Эти потоки огненной материи были дарами огромной автоматической станции АСОП-12 — «ловца комет».
«Харибда», умница, трудилась вовсю. Она принимала тысячи килограммов газообразного вещества, состоящего преимущественно из атомарного водорода, углерода и кислорода, охлаждала до приемлемых температур и отправляла на бортовую фабрику топлива.
При этом моя «Звезда», чтобы подставить «Харибду» точно под огненный плевок с борта «ловца комет», двигалась сейчас лагом — бортом по направлению движения. Да еще и подрабатывала почти непрерывно вспомогательными двигателями, чтобы доразворачиваться вслед за постепенно отстающим «ловцом комет».
Хотя полет столь странным манером в безвоздушном пространстве, где нет сопротивления среды, и не сопряжен с принципиальными сложностями (мы могли бы развернуться хоть на сто восемьдесят градусов, выставив выключенный фотонный двигатель прямо по курсу), задача прецизионного ориентирования нашего длинного звездолета с «Харибдой» на макушке с точностью до малых долей угловой секунды была весьма нетривиальной. Естественно, трудились над ней в первую очередь бортовые компьютеры, но и от полного расчета ходовой рубки (я, два пилота, штурман) требовалась предельная концентрация.