Три истории о любви и химии

Уходя, они еще выкрикивали свои оскорбления, но в них звучала маниакальность и протест отчаяния, свойственные униженным и побежденным.

Саманта была поражена. Она боролась с этим ощущением, но чувствовала, что немец все больше и больше поражает ее.

– А ты смелый.

Андреас кивнул в сторону. Подобием пальца на культе, заменявшей руку, он дотронулся до своей головы.

– Я не боец. Руки коротки, – с улыбкой произнес он, – и поэтому надо пользоваться головой. Вот где я побеждаю и проигрываю свои сражения. Иногда получается, иногда не очень, понимаешь? – Он кивнул, в его улыбке читалось: c’ est la vie[6].

– Ну да, ты просто загипнотизировал этих подонков, – ответила ему Саманта. И она поняла, что загипнотизированными здесь были не только одни скинхеды.

Она поняла, что влюблена в Андреаса.

Трескуны

Мы болтали часами, просто болтали, блин. Я никогда столько языком не трепал в своей жизни, тем более с бабой. Но я даже не смущался. Как будто разговариваешь не с девчонкой – не с девчонкой в обычном смысле. Я рассказывал о себе, о Бале, о дворе, о матери и старикане, о Сучке и пацаненке, но больше всего я рассказывал о Фирме, о делах, что мы проворачивали, и о тех, что собирались провернуть, и о том, что я собирался сделать с этим подонком Лионси из миллуоллских. Как я с ним разберусь раз и навсегда.

Мне все время хотелось смотреть на ее лицо. Я даже разговаривал как какой-нибудь педик.

– Можно я дотронусь до твоего лица? – спрашиваю я.

– Нет, – отвечает она.

И я не мог оторваться от ее лица. Мне даже не хотелось ничего другого типа обниматься и все такое. И даже трахаться или чего, а просто вот так быть с ней рядом. Я даже начал думать как какая-то размазня. Это было совсем не… в общем, это было как… наверное, любовь, что ли.

Когда кончилась музыка, я предложил ей поехать со мной. Главное, ей действительно было все это интересно, я был ей интересен. Даже когда я рассказывал о всяких там неприятностях, даже это, блин, ей было интересно.

Я взял на время тачку у одного из знакомых охранников, и мы поехали в Борнмут[7] и провели день вместе. Я раньше ничего подобного не испытывал. Я чувствовал себя по-новому. Я чувствовал себя другим.

И вот мы сидим в одной кафешке и мирно себе болтаем, и когда мы выходим, трое этих подонков типа стоят там, смотрят на нас и ухмыляются на Саманту. На мою Саманту.

– Чего уставились? – говорю я.

Один из ребят, сразу видно, скис:

– Так просто.

– Пошли, Дейв, – говорит Саманта, – они ничего такого не делали.

– А что, у тебя проблемы, а? – вступает тут другой трескун. – Можешь отсосать у меня, мне пофиг.

В такие вот моменты я вспоминаю старые фильмы с Брюсом Ли. Все это кун-фу, вообще-то, полная фигня, но одна вещь, которую сказал Брюс Ли, один совет, который он дал, всегда служил мне добрую службу. Он говорил: надо бить не противника, а сквозь противника. И вот тут этот говорун – я вижу только рыжую стену за его башкой. И именно в нее я и целюсь, именно ее я и собираюсь разнести вдребезги.

Все, что я помню дальше, – это что я смотрю на второго чувака и говорю:

– Ну, кто следующий?

Они просто застыли и смотрят на своего дружка-урода, который валяется на земле и ему явно несладко. Тут любопытные начали носы совать, и я решил, что лучше скорее ехать обратно в город, поскольку Саманта жила в Ислингтоне, почти рядом со мной, чем я был чертовски доволен. Так или иначе, этот небольшой эпизод испортил нам весь день, в самом деле.

– Зачем ты это сделал? – спросила она в машине, когда мы уже выезжали на трассу.

Она вроде не сердилась, просто из любопытства спрашивала. Все-таки она такая красивая, что я даже думать об этом не могу. Я не мог нормально сосредоточиться на дороге. Мне кажется, что я время теряю, когда на нее не смотрю.

– Да это они первые полезли и тебе уважения не показали.

– А тебе важно, да, чтобы меня не обижали?

– Для меня это важнее всего на свете, – отвечаю я ей. – Я раньше такого никогда не чувствовал.

Она смотрит на меня, задумчиво так, но ничего мне не отвечает. Я уже сам лишнего наговорил. Это все от химии, я это знаю, но все это у меня внутри, и мне абсолютно пофиг.

Мы едем к ней. Мне слегка неприятно было, когда я увидел ее фото с этим парнем. Это когда она еще моложе была. Штука в том, что он, как и Саманта, был без чертовых рук.

– А это твой парень, а? – я спрашиваю. Ничего не могу с собой поделать.

Она смеется в ответ:

– Он что, должен быть моим парнем только потому, что у него рук нет?

– Да нет, я не это имел в виду…

– Это один немец, мой знакомый, – говорит она.

Чертов фриц. Две мировые войны и один Кубок мира, сука.

– Ну так что? Он твой парень?

– Да нет же. Просто приятель, вот и все.

Я почувствовал прилив радости, и мне этот капустник даже нравиться начал. В самом деле, бедняга, без рук и все такое, не очень-то весело ему приходится.

Мы еще немного поболтали, и Саманта рассказала мне кое-что. Про свое прошлое. От чего у меня кровь закипела.

Нью-Йорк-Сити, 1982