Читаем Три истории о любви и химии полностью

– Ну вот, сынок. На сорок градусов! – говорит этот старый клоун. Потом он с благодарностью в глазах оглядывается и замечает еще одного алкаша, который вваливается в бар. – Я вас всех люблю и покидаю, ребята. Вот там у стойки мой хороший друг, должен вам сообщить… ну, держитесь, ребята. За футбол не беспокоюсь! Знаю, что вы не подведете. Должны иметь настоящий футбольный характер… интергородскаясукафирма… черт! Вот «Билли бойз»… мы могли бы показать вам кое-что… это были по-настоящему крепкие ребята… «Бриктин Билли бойз», я говорю о настоящих «Бриктин Билли бойз»! Помните, вы должны быть первыми и пленных не брать. Нужно иметь настоящий футбольный характер!

– В этом вся штука, мистер Т., – говорит Бал.

Старый козел поднимается и отползает к своему ублюдочному дружку у стойки.

– НАСТОЯЩИЙ ФУТБОЛЬНЫЙ ХАРАКТЕР! – оборачивается и кричит он нам.

Это меня еще как завело. Когда ты в таком состоянии, то идти надо только в одно место. Оборачиваюсь к Балу:

– Хочу прогуляться по речке. На автобусе до Лондонского моста, милая прогулка по Тули-стрит, Джамайка-роуд и домой на подземке из Ротерхита. Вшестером.

Бал улыбается:

– Я – за. Пошли навешаем пиздюлей ублюдкам. Риггси пожимает плечами, за ним Короче и остальные. Они, конечно, пойдут с нами, но я вижу, что очко у них у всех играет.

А у меня нет. Заканчиваю свою кружку, расслабив горло и выпив все одним глотком, отчего чувствую, как газированная отрыжка наполняет кишки. Пора идти.

Торонто, 1967

Боб взглянул на малыша в руках жены. В какой-то момент он вспомнил о другой стране, другой жене и другом ребенке… нет. Он заставил себя остановиться и потрепал младенца по теплой розовой щечке. Это было давно и далеко. То был Боб Вортингтон из Вулверхэмптона. Теперешний Боб Вортингтон устроил себе новую жизнь в Торонто.

Он провел в больнице еще несколько часов, потом, утомленный, но радостный после ночного сидения, отправился на своей машине в долгий путь домой в пригород. На его улице все дома были разные, отличаясь от однотипных бараков из красного кирпича там, откуда он приехал, но все равно в его районе присутствовало какое-то однообразие. Он припарковался на узкой дорожке, ведущей к гаражу.

Боб посмотрел на баскетбольную корзину, подвешенную на высоте десяти футов на воротах гаража, и представил, как вырастет его сын; представил его юношей, подпрыгивающим в воздух, как лосось, чтобы закинуть мяч в корзину. У ребенка будет все, чего не хватало ему самому. Боб позаботится об этом. Завтра снова нужно будет идти на работу; это неизбежно, если работаешь сам на себя. Но сейчас он чувствовал себя совершенно разбитым. Укладываясь в постель, Боб молился, чтобы ему был послан глубокий сон и грезы его отражали замечательные события сегодняшнего дня. Он надеялся, что демоны не придут.

На это он надеялся больше всего на свете.

Приличная юбка

Мы сидим в нашем микроавтобусе на парковке, на задних сиденьях. Никому наше дерьмо не нужно – только время теряем. И я думаю, что, если здесь не станет поживее, я сам закинусь хорошим Е и отправлюсь туда, в самое пекло. Бал с какими-то чуваками сидит в другой машине, он не настроен идти внутрь. Пусть делает что хочет, я не буду здесь долго ошиваться, там внутри целый парад девок.

– Да, на прошлой неделе настоящий бардак вышел в том пабе, – говорит Короче.

– Точно, когда я оттащил от тебя этих пацанов, – говорю я ему. Если б не я, парню бы конец пришел. – Просто полный пиздец бы вышел.

– Да уж, по-моему, мне здорово там досталось. Но когда я до стаканов дотянулся, уффф… раздавал им направо и налево и еще по центру.

– А тот толстяк за стойкой, – говорит Джонни, – вот кто был прикольный, черт его дери.

– Ага, – вступаю я, – пока я его не уложил этим железным табуретом. Вот это было красиво. Помню как сейчас – просто как на картинке, как у гада весь лоб в кровь разбил.

Замечаю, как Короче роется в полиэтиленовом мешке в поисках пива.

– Эй, Короче! Подкинь-ка и мне баночку, парень! – кричу ему. Он передает мне банку светлого – «Макьюэнс».

– Мерзкое шотландское пойло, – говорит он и сразу: – Прости, друг, забыл.

– Да ладно, не бери в голову.

– Но слушай, ты же не настоящий шотландец, правда? Вот мой старик, он из Ирландии, а матушка – полька, вот. Но я же от этого не поляк, так ведь?

Я пожимаю плечами:

– Мы все тут дворняги беспородные, приятель.

– Ну да, – говорит Короче, – но мы ведь белые хотя бы. Чистота расы и все такое.

– В общем, да, здесь ты в точку попал, дружище, – отвечаю я.

– Я не хочу сказать, что Гитлер был обязательно прав, пойми. Он же не виноват, что не был англичанином.

– Да уж, Гитлер был настоящий мудак, – говорю я, – две мировые войны и один чемпионат мира, приятель. И все выиграны под нашим ало-голубым флагом.

Короче запел. Его не удержать, когда он начинает распевать старые вест-хэмовские песенки.

– Не про-и-гра-ет – алый с голубым, всегда от-ме-ча-ет – алый с голубым…

Риггси влезает в наш автобус. За ним Бал с этим чуваком Роджером.

– Пошли внутрь, парни, – говорит Риггси, – там круто! От звука, говорю вам, просто мурашки бегут!

Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература. Современная классика

Время зверинца
Время зверинца

Впервые на русском — новейший роман недавнего лауреата Букеровской премии, видного британского писателя и колумниста, популярного телеведущего. Среди многочисленных наград Джейкобсона — премия имени Вудхауза, присуждаемая за лучшее юмористическое произведение; когда же критики называли его «английским Филипом Ротом», он отвечал: «Нет, я еврейская Джейн Остин». Итак, познакомьтесь с Гаем Эйблманом. Он без памяти влюблен в свою жену Ванессу, темпераментную рыжеволосую красавицу, но также испытывает глубокие чувства к ее эффектной матери, Поппи. Ванесса и Поппи не похожи на дочь с матерью — скорее уж на сестер. Они беспощадно смущают покой Гая, вдохновляя его на сотни рискованных историй, но мешая зафиксировать их на бумаге. Ведь Гай — писатель, автор культового романа «Мартышкин блуд». Писатель в мире, в котором привычка читать отмирает, издатели кончают с собой, а литературные агенты прячутся от своих же клиентов. Но даже если, как говорят, литература мертва, страсть жива как никогда — и Гай сполна познает ее цену…

Говард Джейкобсон

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Последний самурай
Последний самурай

Первый великий роман нового века — в великолепном новом переводе. Самый неожиданный в истории современного книгоиздания международный бестселлер, переведенный на десятки языков.Сибилла — мать-одиночка; все в ее роду были нереализовавшимися гениями. У Сибиллы крайне своеобразный подход к воспитанию сына, Людо: в три года он с ее помощью начинает осваивать пианино, а в четыре — греческий язык, и вот уже он читает Гомера, наматывая бесконечные круги по Кольцевой линии лондонского метрополитена. Ребенку, растущему без отца, необходим какой-нибудь образец мужского пола для подражания, а лучше сразу несколько, — и вот Людо раз за разом пересматривает «Семь самураев», примеряя эпизоды шедевра Куросавы на различные ситуации собственной жизни. Пока Сибилла, чтобы свести концы с концами, перепечатывает старые выпуски «Ежемесячника свиноводов», или «Справочника по разведению горностаев», или «Мелоди мейкера», Людо осваивает иврит, арабский и японский, а также аэродинамику, физику твердого тела и повадки съедобных насекомых. Все это может пригодиться, если только Людо убедит мать: он достаточно повзрослел, чтобы узнать имя своего отца…

Хелен Девитт

Современная русская и зарубежная проза
Секрет каллиграфа
Секрет каллиграфа

Есть истории, подобные маленькому зернышку, из которого вырастает огромное дерево с причудливо переплетенными ветвями, напоминающими арабскую вязь.Каллиграфия — божественный дар, но это искусство смиренных. Лишь перед кроткими отворяются врата ее последней тайны.Эта история о знаменитом каллиграфе, который считал, что каллиграфия есть искусство запечатлеть радость жизни лишь черной и белой краской, создать ее образ на чистом листе бумаги. О богатом и развратном клиенте знаменитого каллиграфа. О Нуре, чья жизнь от невыносимого одиночества пропиталась горечью. Об ученике каллиграфа, для которого любовь всегда была религией и верой.Но любовь — двуликая богиня. Она освобождает и порабощает одновременно. Для каллиграфа божество — это буква, и ради нее стоит пожертвовать любовью. Для богача Назри любовь — лишь служанка для удовлетворения его прихотей. Для Нуры, жены каллиграфа, любовь помогает разрушить все преграды и дарит освобождение. А Салман, ученик каллиграфа, по велению души следует за любовью, куда бы ни шел ее караван.Впервые на русском языке!

Рафик Шами

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Пир Джона Сатурналла
Пир Джона Сатурналла

Первый за двенадцать лет роман от автора знаменитых интеллектуальных бестселлеров «Словарь Ламприера», «Носорог для Папы Римского» и «В обличье вепря» — впервые на русском!Эта книга — подлинный пир для чувств, не историческая реконструкция, но живое чудо, яркостью описаний не уступающее «Парфюмеру» Патрика Зюскинда. Это история сироты, который поступает в услужение на кухню в огромной древней усадьбе, а затем становится самым знаменитым поваром своего времени. Это разворачивающаяся в тени древней легенды история невозможной любви, над которой не властны сословные различия, война или революция. Ведь первое задание, которое получает Джон Сатурналл, не поваренок, но уже повар, кажется совершенно невыполнимым: проявив чудеса кулинарного искусства, заставить леди Лукрецию прекратить голодовку…

Лоуренс Норфолк

Проза / Историческая проза

Похожие книги