– Признаться?! Так вот что вы подумали, идиоты? Признаться? Признаться в убийстве?
– Нет, – ответил доктор Фелл. Голос его тяжело прозвучал в комнате.
Пока он шел к ней, мадам Дюмон внимательно смотрела на него. Впервые в ее глазах появился страх.
– Нет, – повторил доктор Фелл. – Вы не убийца. Но позвольте спросить – кто вы? – В свете свечей над нею возвышалась его черная фигура. Потом ОН так же вежливо продолжил: – Видите ли, вчера человек по имени О'Рурк кое-что нам рассказал. В частности, и о том, что обман чувств, как на сцене, так и в жизни, всегда вызывают с помощью сообщника. Этот случай не стал исключением. Вы были сообщником иллюзиониста и убийцы.
– Бесплотный человек! – воскликнула мадам Дюмон и вдруг зашлась истерическим смехом.
– Бесплотный человек, – спокойно повторил за нею доктор Фелл и повернулся к Хедли. – В буквальном смысле. Бесплотный человек, чье имя, даже если бы мы его не знали, было нелепым и ужасным. Ужас и стыд!… Хотите видеть убийцу, на которого охотитесь? Вот он лежит! – сказал доктор Фелл и показал на белое, мертвое, немое лицо доктора Шарля Гримо. – Но судить его теперь Бог запрещает.
ДВЕ ПУЛИ
Доктор Фелл спокойно смотрел на женщину, которая все еще стояла у гроба, будто защищая его.
– Ма-а-дам, – сказал доктор Фелл, – человек, которого вы любили, мертв. Теперь он за границами действий закона, и какие бы преступления он раньше ни совершил, за него уже им уплачено. Наша неотложная задача – ваша и моя – сделать так, чтобы не принести вреда живым. Но вы, извините, причастны к преступлению, хотя сами и не убивали. Поверьте, мадам, если бы я мог все объяснить, не упоминая о вас вообще, я бы это сделал. Я знаю, вы переживаете, но потом, когда мне придется все объяснять, вы убедитесь, что не упоминать вас было невозможно. Поэтому мы должны убедить старшего инспектора Хедли, что это дело нужно закрыть.
Безграничное сочувствие в голосе Гидеона Фелла, казалось, повлияло на мадам Дюмон, будто сон после слез. Истерика у нее прекратилась.
– Так вы все знаете? – недоверчиво спросила она, помолчав. – Не обманываете меня? Вы в самом деле все знаете?
– Да, я в самом деле все знаю.
– Идите наверх, – сказала она глухим голосом. – Идите в его комнату. Я приду туда. Я… я не могу сейчас… Мне надо подумать и… Но, пожалуйста, не говорите ни с кем, пока я не приду. Прошу вас! Нет, я не убегу.
Решительный жест доктора Фелла заставил Хедли промолчать. По темной лестнице, никого не встретив, они поднялись наверх и вошли в кабинет Гримо, где было так темно, что Хедли пришлось включить настольную лампу. Убедившись, что дверь закрыта, он повернулся к доктору Феллу.
– Что вы хотите доказать? Что Гримо убил Флея?
– Да.
– Тогда как же он в то время, когда лежал без сознания в больнице и умирал на глазах у свидетелей, пошел на Калиостро-стрит и…
– Не в то время, – спокойно ответил доктор Фелл. – Видите ли, Хедли, это как раз то, чего вы не понимаете. Это как раз то, что сбило вас с правильного пути. Это то, что я имел в виду, когда говорил, что дело не перевернуто с ног на голову, а пошло ложным путем. Флей был убит раньше, чем Гримо. Более того, Гримо, зная, что умирает, пытался сказать нам правду. Это одно из его добрых намерений, но мы истолковали его ошибочно. Садитесь, я попробую объяснить. Вы уже вспомнили три существенных момента, так что долго объяснять не придется.
Доктор Фелл, тяжело дыша, опустился на стул возле стола, несколько мгновений смотрел отсутствующим взглядом на лампу, потом заговорил снова:
– Итак, три существенных момента. Первый. Брата Анри не существует. Есть только два брата. Второй. Оба эти брата говорили правду. Третий. Вопрос времени повернул расследование на ложный путь. Много было сделано не так из-за того, что мы неправильно понимали короткие промежутки времени. В целом это представило нашего убийцу как бесплотного человека. Все это легко понять, если вернуться мысленно назад.
Вспомните вчерашнее утро. Я уже имел причину думать, что убийство на Калиостро-стрит какое-то странное. Выстрел. Три свидетеля, которым можно верить, сообщают одно и то же – выстрел прозвучал ровно в 10.25. Меня заинтересовало, почему они до секунды сходятся именно в этом вопросе. Когда на улице происходит несчастный случай, даже самые спокойные свидетели не смотрят на часы, а если и смотрят, то время у них не совпадает с такой невероятной точностью. Но в нашем случае свидетели говорили правду. Значит, существовала какая-то причина, и такая точность была им навязана.
И причина действительно существовала. Как раз напротив того места, где упал убитый, находится окно магазина ювелира. В то время оно было там наиболее ярко освещено, а потому и наиболее заметно. Из окна свет падал на убитого. Вполне естественно, окно привлекло внимание и других свидетелей. А из окна на них смотрели большие часы, такой необычной конструкции, что непременно бросались в глаза. Констебль не мог не запомнить время. Остальные свидетели, конечно, запомнили время тоже. Отсюда и однообразие.