— Вы, наверное, не часто смотрите фильмы, правда? — Паула вовсю старалась продемонстрировать спокойствие и жизненную мудрость, но не могла подавить злость, звучавшую в ее голосе. — Вы, вероятно, никогда не слышали о «Большом обмане».
— Никогда не слышал, — признался он весело. — Но я насмотрелся фильмов, повидал их слишком много. На корабле кинопросмотр каждый вечер. Даже на Тихом океане нельзя укрыться от Голливуда. Он покрыл весь шарик тонким слоем своей пленки.
Рассудительность начинала возвращаться к ней. Как почти все, кто стоял ниже постановщика, она давно стала относиться к Голливуду очень критично. Ворчливость стала профессиональной болезнью сценаристов (у постановщиков — язва желудка). Но было слишком поздно.
— Наверное, вы каждый день потешаетесь над Голливудом, — сказала она холодно. — Этим занимаются все интеллектуалы, не так ли? Что-то вроде бойскаутских тренировок.
— Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы разобраться в этом потоке серости.
— К какому виду серости принадлежу я?
— Зачем переходить на личности?
— А как же иначе? — прочирикала она иронически. — Общие идеи ужасно трудно поддаются пониманию легкомысленных пустышек вроде меня.
— Это укололо вас, да? — Неожиданно он встал и протянул ей руку. — Давайте уйдем отсюда. Часа вполне достаточно, чтобы насытиться буги-вуги.
— Вы чертовски рассудительны, — произнесла она, но послушно встала и вслед за ним вышла из комнаты.
Бетонные ступеньки, которые спускались к берегу, были очень крутыми, их насчитывалось сто пятьдесят штук. Паула молчала, пока они спускались, сосредоточив все внимание на своих трехдюймовых каблуках. Когда они уже преодолели больше половины лестницы, она оступилась и схватилась за его руку. Она споткнулась еще раз, когда они почти достигли подножия лестницы. На нее накатило странное и несколько пугающее ощущение, а в воображении возникло тело под синей формой, вылепленное напряженным трудом, подсушенное ветрами, отполированное солнцем и пустотой, которая, как фиговый листок, закрывала его бронзовый пах.
Она обрадовалась, когда перед ними раскинулось море, и мысленно расслабилась под далекими и чистыми звездами. Был прилив, который катил обильные воды прибоя, одиноко шумевшие в глубоко изрезанных скалах, бившие по скалам белыми лапами полярного медведя из пены. Это выглядело дико и вселяло в нее ужас, как сцены случки лошадей. Она дрожала, несмотря на теплую одежду, как будто море могло достать ее.
Она не могла оставаться пассивной, хотя и была напугана. В глубине души Паула была суеверной и верила, что море знает о ее присутствии и грозит ей лично. Она переступила через низкую ограду набережной, отважилась выйти на скользкий камень у самой кромки набегавших волн и встала там, смеясь над бессильными волнами.
Он подошел сзади и прокричал:
— Вы сошли с ума! На высоких каблуках!
Она повернулась и посмеялась также и над ним. Взлетел сноп брызг и достал до ее ног, но она продолжала смеяться.
Он обхватил ее обеими руками и оттащил от края.
— Не очень-то полагайтесь на невидимые нити. Уж не пьяны ли вы?
— Просто прекрасно себя чувствую. Я показала ему, что не боюсь его.
— Ему?
— Ему, — повторила она. — Или, выражаясь точнее, пусть знает. — И она опять рассмеялась.
Его объятие было грубым и неловким, как будто он выполнял неприятную обязанность. Но, проработав много лет в Голливуде, она не очень-то уважала мужчин, которые считались утонченными экспертами в этих делах. Она не отворачивала от него лица, чтобы он мог ее поцеловать, если пожелает. Когда он не воспользовался такой возможностью, она почувствовала себя потаскухой, и ее восторг сменился злобой.
— Вам следует вернуться домой и принять горячую ванну, — посоветовал он ей.
— Вы правы, я так и сделаю.
Он был ей почти противен всю дорогу до гостиницы. Но когда в самый последний момент перед прощанием он попросил ее о встрече на следующий день, она почувствовала необычайную признательность.
Выдался безоблачный день, безоблачный и ясный, и они, захватив купальные костюмы, отправились в уединенное местечко среди скал. В любой другой компании Паула первая ринулась бы в воду, но на этот раз ей совсем не хотелось купаться. С ней был мужчина, который мог рисковать вместо нее, человек, который притупил ее соревновательный инстинкт. Она, как изнеженная женщина, утомленно легла на горячий песок и наблюдала, как он укрощал волны. Он хорошо плавал, и это ей нравилось. Когда мужчина умный, это хорошо, даже необходимо, но хотелось бы большего. Например, чтобы у него были широкие плечи и он умел плавать под водой.
Сегодня коричневый человек выглядел значительно моложе среди волн, он был гораздо более свободным в воде, как будто это была его родная стихия. Он резвился, как молодой зверь, пока не устал, и тогда волна подхватила его и выбросила на берег. Он поднялся по склону, пошатываясь и тяжело дыша.
— Могу поспорить, что там очень холодно.
— Не так уж холодно, если двигаться. — Он стоял на одной ноге и дрыгал другой в разные стороны, стараясь вытрясти воду из ушей.
— Не надоедает вам море — вы ведь находитесь там так долго?