Два часа спустя мозг уже не хотел впитывать информацию, да и сеанс надо было заканчивать. Вышли мы не прямиком в Михайловский сад, поэтому пришлось обходить здание. Грибоедовская набережная была традиционно заполонена ларьками с сувенирными изделиями и туристами-потребителями их. Около входа в парк играл на гитаре интересный мужчина, косящий одеждой под морячка, песню группы ДДТ «Это всё». Исполнение было и бодрящее, и грустное одновременно. Вдоль высокого забора расположились художники-шаржисты. В парке температура значительно ниже и приятнее благодаря высоким деревьям с широкими нависающими кронами. Деревья эти действительно древние, возле одного мы прочли на табличке «Дуб. 257 лет». Однако скамеек и урн не хватает, а ноги отчаянно требовали расслабления. На освободившуюся лавочку мы мчали, лишив какую-то семью места. Рядом был псевдосоветский автомат, продающий напитки в стаканчиках. Папа взял нам одну потрясающую «крем-соду» и один стаканчик обычной газированной воды. В тихом парке сидели и отдыхали около получаса, позже снова захотелось есть, мы не спеша направились к моему любимому кафе. После ужина, перейдя дорогу, мы осматривали Казанский собор, не лишив и его кадров на карте зеркалки, а также и кадра на фотоплёнке «ФЭД-5». Дальше мы традиционно шли встречать закат на Неву.
В этот день, 19.08., я рассматривала уже не только дома и детали, но и людей. Среди толп туристов и подростков, которых можно встретить в любом крупном городе России, мелькали и интересные личности. Коренные петербуржцы, в основном – люди в возрасте. Пенсионеры, одетые крайне порядочно: если мужчина – то в костюме, а женщины в элегантных юбках, платьях или брюках, зачастую в шляпах с широкими полями. Есть петербуржцы и молодые, часто похожие на тех же москвичей, стремящихся с работы и на работу, не замечающих красот за усталостью. Петербуржца можно узнать по ненаигранной и искренней вежливости, так учтиво спросила у меня время пожилая дама. Но есть и те жители города, которых мне жалко. Много бабушек, одетых в тёплые куртки в жару, стоит на улице между Гостиным двором и Казанским собором. Не могу я забыть отчаянно кинутый в толпу взгляд одной из таких в голубой куртке, она отворачивается к стене здания и, наверное, плачет. Много таких пенсионеров на всех центральных улицах города, где кипит жизнь для одних и угасает для других. И нищета присуща этому городу, даже в некоторой степени больше, чем моему.
До расхода мостов мы опять не досидели, к сожалению. В этой поездке мы уже не увидим такого зрелища. Вечер, переходящий в ночь, уже не такой тёплый, нежели вчерашний. Я достаю жёлтый свитер из рюкзака, закутываюсь, даже сквозь него проникает ветер. Но всё ещё спокойно и тихо в моей душе на Неве. Едва перебирая уставшие ноги, мы снова возвращаемся поздно домой. По пути не встретив ничего интересного, за исключением привычных уже уличных музыкантов, исполняющих рок, среди которых попалась и девушка, певшая неизвестную нам песню, но каким чудесным, пронизывающим голосом! Засыпаю я не сразу, осознавая, что завтра последний день в Петербурге. Несмотря на большое количество зрительной информации, пройденной мной в этот день, перед засыпанием возникают в сознании шедевры Русского музея.
Любимая кофейня. Летняя Книжная аллея. «Не парковаться» по-питерски.
Просыпаюсь я раньше заведённого внутреннего будильника – в 6 часов. В мыслях сразу одно – сегодня мы уезжаем. Понимаю, что будить папу бесполезно. Спускаюсь по лестнице и сажусь на широкий подоконник. Во дворе кто-то хлопает дверью машины: видимо, только вернулся домой. Грустно наблюдать за последним утром. Льётся на крутые крыши солнечный ранний свет, до сих пор возникающий у меня в воспоминаниях. На глаза наворачиваются слёзы, не хочется уезжать. Не менее вечернего красив утренний Санкт-Петербург. Чуть более тихий, едва просыпающийся, не наполненный толпами спящих туристов и отдыхающих петербуржцев. Едва-едва просыпаются трудоголики. Просыпается, наконец, и папа.