— А я знаю? Уж наверное… Да разве в этом дело? Будь он хоть красавец писаный разэтакий — все равно урод, урод, урод! А ну его в болото. Два дня еще пожить, а потом и думать о нем.
— Когда хочешь вернуться?
— Когда ты придумаешь, как это сделать. И не строй лицо. Лас видел, что мы с тобой на одной постели спали.
— Так ведь… это ж…
— А ему откуда знать? Да он один раз языком сболтнет — и все, опозорена я.
Упрям почувствовал, как стремительно потеет его спина.
— Надо ему, это самое…
— Ни в коем случае! — твердо заявила Василиса, — Тогда он точно решит, что мы вину укрываем. И батюшке доложит с полным правом как честный служака.
— Так как же…
— Думай.
— Н-да… Слушай, а как ты мои слова угадываешь? — подивился Упрям.
— А у вас, мужиков, одни слова, когда до девичьей чести доходит: тык-мык, да тык-мык.
— И откуда же ты так хорошо это знаешь?
— Знаю — и все, — слегка покраснела Василиса, стараясь не подать виду. — Тебе-то что? Или решил всерьез о чести моей позаботиться? Где уж тебе. Это сгубить девицу доверчивую каждый горазд…
— Эй, придержи коней! — чуть не задохнулся от возмущения ученик чародея. — Этак ты, глядишь, договоришься до такого…
— До какого? — живо полюбопытствовала Василиса.
Упрям промолчал. Княжну он прежде видел редко, знал ее мало, но как-то не вязалось ее поведение сейчас с уже сложившимся представлением. И подозрительно легко она накликала на себя бесчестие. Что чужими словами говорит «про всех вас, мужиков» — ежу понятно. И можно догадаться почему: девчонкам нравится думать о себе как об опытных, все повидавших, жизнь знающих. То есть самой жизни можно и совсем не знать, но почесать языком по поводу «всех этих мужиков» девки любят, это Упрям точно знал. Мало ли гулял по городу… Ему, правда, до сих пор не приходило в голову сравнить девичью болтовню с хвастливыми пересудами городских парней, и он был убежден, что причина кроется в особенностях девичьего ума, согласно поговорке, длиною заметно уступающего косам.
Но как понять этот проблеск веселой искорки в глазах? Ну не рада же, в самом деле, Василиса нависшей угрозе? Если только…
— А ты не нарочно ли со мной улеглась? Чтобы, скажем, я тебя выдать не смел. Или чтобы…
— Так, — отрубила Василиса. — Что и почему я делаю — это моя забота, никого не касается. А вот общие заботы наши — Наум да ворог на земле славянской. Я тут на кой-какие мысли набрел… тьфу, набрела. Гляди… да не на меня, на карту! Ну что ты уставился?
— Да нет, ничего, — ответил Упрям. — Просто придумал, как твою честь спасти. Но об этом потом, а пока малахай надень и рассказывай, чего надумал… Невдогад.
— Нет уж, вперед выкладывай, что изобрел!
Взор княжны горел, подбородок вздернулся — вылитый князь. И как раньше не заметил? Хотя нет, заметил, что уж самому себе-то врать. Заметил с первого же взгляда, Ладно, в ту минуту о другом думал, но, сказать по правде, весь день и половину ночи подсказок у него было выше крыши: и загадочные речи, и оговорки, и осведомленность в делах кремля (ведь ясно же было, что знает «Невдогад» и Болеслава, и Ласа). И внешность, и поведение, и малахай, и прочее, и прочее. Умна Василиса, но ко лжи непривычна, и, чтобы не разгадать ее под наспех состряпанной личиной, надо было быть полным…
«Полным мной», — мрачно подумал Упрям.
— И с чего тебя Ласковой прозвали? — вздохнул ученик чародея. — Вот так посмотришь — ни за что не догадаешься.
— Ну, свою догадливость ты уже хорошо показал, — улыбнулась Василиса. — Не тяни, рассказывай.
— Ладно. Есть такие чары, что внешность человека меняют. Но не злые, оборотные, а безвредные. Вроде слабого морока. Света они не боятся, рассеиваются по заветному слову, следов не оставляют.
— Ну-ну, — с сомнением протянула Василиса, — И в кого ты намерен меня превратить? В сизую голубку?
— И что мне с тобой делать, с этаким чудом крылатым? — усмехнулся Упрям. — Да и потом, голубке несподручно заветные слова произносить. Тут человечье горло нужно, а клювом щелкать без толку. Нет, мы лучше сделаем. Мы тебя — в Невдогада превратим!
— Это как? — опешила Василиса.
— Очень просто. Короткие волосы, более жесткая линия подбородка и губы потоньше, попрямее — уже хватит, — щурясь на княжну то одним, то другим глазом, прикинул Упрям. — На всякий случай изменим цвет и обвод глаз, плечи пошире сделаем. И будешь ты обычным парнем, отдаленно на князя похожим. А как до кремля доберешься, в каком-нито закутке слова заветные скажешь — прежний облик к тебе и воротится. Вот и нашлась княжна. Я же говорить, что дружок мой Невдогад домой подался. Каково?
— Таково, — Василиса сделала неопределенный жест, — Все равно же будут спрашивать, где была, что делала.
— А раньше ты, что думала отвечать?