Три девицы под окном

– Вниз по лестнице, налево по коридору, – так же безразлично отозвался он, едва скользнув по ней равнодушным взглядом – мол, очередная студенточка, какие они все надоедливые, какие одинаковые, как наскучили…

Рита прорыдала в подушку всю ночь, стараясь при этом не потревожить девчонок, а на следующий день он позвонил на вахту общежития и пригласил девушку к себе в студию, как ни в чём не бывало.

– Не нужно афишировать наши отношения, дурочка, – сказал он нежно. – Я – преподаватель, ты – ученица, нас за личные отношения никто по головке не погладит. Это неэтично.

– Да почему? – вскинулась уязвлённая Рита. – Что в этом такого? Мне уже восемнадцать лет, вам даже по закону за меня ничего не грозит.

– Не надо, – мягко, но настойчиво повторил он. Рита не решилась спорить. Тем более, что рот ей тут же закрыли поцелуем и полностью обезоружили.

Учёба в институте поначалу давалась ей нелегко. Особенно профильные предметы. Риту действительно приняли на хореографическое отделение больше за природный талант – практически при полном отсутствии какой-либо практической базы, если не считать беллиданса, что само по себе было из ряда вон выходящим случаем. Ей пришлось буквально с нуля постигать все азы танцевального искусства. Никто не собирался давать ей поблажек, спрашивали со всех одинаково строго. Особенно гонял её – что называется, и в хвост, и в гриву – бессменный заведующий кафедрой Борис Брегвадзе. Рита так же сильно боялась его, как и боготворила.

Впрочем, боготворили Бориса Яковлевича все ученики и преподаватели – и разве могло быть иначе? Лауреат Госпремии СССР, народный артист, живая легенда российского балета, известный своими блестящими партиями в таких постановках, как «Дон Кихот», «Золушка», «Баядерка», «Легенда о любви», «Медный всадник», «Спартак», «Ромео и Джульетта»…

Собственно, именно благодаря ему и возникла в Советском Союзе более тридцати лет тому назад первая вузовская кафедра хореографии. Появился даже специальный термин «школа Брегвадзе», подразумевающий превосходную выучку танцоров, выпущенных с его факультета. Выпускники Бориса Яковлевича устраивались затем в Мариинку, Михайловский театр или даже в Москву. Сейчас преподавателю было уже за семьдесят, но он оставался стройным и подтянутым и вообще прекрасно выглядел: аккуратно подстриженные и зачёсанные назад белоснежные волосы, продолговатое лицо с крупным породистым носом и умными, какими-то «цепкими» глазами, будто бы ощупывающими мир сквозь стёкла очков…

Другие педагоги не церемонились со студентами, особенно со студентками – и кобылами могли обозвать, и ударить по сгорбленной спине или недотянутому колену. Про количество раздаваемых налево и направо поджопников не стоит даже упоминать… Однако самым страшным было не это, а молчаливое неодобрение Брегвадзе, его разочарованное лицо и поджатые губы. Никто из танцовщиц не метил в профессиональные балерины, однако именно к занятиям балетом все относились с повышенной ответственностью. Рита из кожи вон лезла, чтобы заслужить сдержанную похвалу Бориса Яковлевича. А уж если он был по-настоящему доволен, то лицо его расплывалось в счастливой улыбке, и он принимался сыпать шутками и остротами.

Помимо балетного искусства, они изучали современные, историко-бытовые, народные и дуэтные танцы, актёрское мастерство, музыкальную литературу и этикет, а также историю театра и хореографии. В первую очередь важны были успехи физического развития. На общеобразовательные предметы мало кто обращал внимание всерьёз.

После первого курса отсеялась чуть ли не половина – не все смогли выдержать постоянных нагрузок. Ежедневные практические занятия по пять часов, вечная борьба с лишним весом, а также чисто психологическое напряжение – жёсткая конкуренция за место под солнцем, то есть, за внимание и поощрение ведущих педагогов…

В этой конкуренции был определённый логический резон – она не позволяла расслабиться и запустить программу. Никому не улыбалось затем догонять остальных с языком на плече. Но по обе руки от здоровой конкуренции неизменно шествовали её верные сёстры – Ревность и Зависть. Эти сёстры-разлучницы могли рассорить насмерть даже лучших подруг. Студентки дотошно подсчитывали знаки внимания, которые им уделял тот или иной педагог, и дико злились, если кому-то этих знаков перепадало больше, если кого-то чаще хвалили. Рита изо всех сил старалась не смешивать дружбу с учёбой, но это не всегда ей удавалось, причём часто – даже не по её вине. Так, милая Ниночка Малютина рыдала в голос, когда за этюд Рите поставили «отлично», а ей самой – «хорошо», и потом некоторое время зло сплетничала у подруги за спиной.

А сколько комплексов наживали девушки за годы учёбы! Как-то преподавательница народного танца в сердцах сказала одной из студенток, что она жирная. Та в последствии довела себя до нервной анорексии, потому что совершенно перестала есть, загремела в больницу, а выписавшись, забрала документы из института.