Три девицы под окном

– Из-за чего?!

– Это занавес, который отделяет закулисье от зрительного зала и арены, – объяснил Князев.

– А ещё какие прикольные слова в цирке используют? Про тырсу мы уже в курсе, – подхватила Ася. Он добросовестно задумался.

– Вот так навскидку и не вспомню. Для нас они стали повседневными и привычными… Ну вот, пожалуй… в курсе ли кто-нибудь из вас, что означает «сделать комплимент»?

– Я знаю! – радостно воскликнула Ася и тут же встала в торжественно-театральную позу, раскинув руки и улыбаясь. – Вот!

– Именно, – подтвердил Князев с удовольствием. – Комплимент делается публике после завершения трюка или во время аплодисментов.

– А какие-то цирковые приметы? Суеверия? – вмешалась Нелька. – Это тоже ужасно интересно…

– Ох, – засмеялся он, – тут на целую энциклопедию наберётся!.. К примеру, нельзя сидеть задом к манежу – за это может и хлыстом по спине прилететь. Нельзя работать премьеру в новом костюме, щёлкать семечки в цирке, трогать чужой реквизит…

– Ну, с реквизитом-то как раз понятно, – заметила Нелька. – Не вижу здесь ничего суеверного. От реквизита зачастую зависит безопасность и даже жизнь артистов. Повредишь там что-то нечаянно – и номер сорван…

– Ещё нельзя садиться в концертном костюме, – вспомнил Князев. – Но это тоже скорее из практических соображений: помнётся, рубашка из брюк вылезет, потайной карман сверкнёт и раскроет секрет фокуса… а то и лонжа расстегнётся, не дай бог. Вообще, мы здесь избегаем говорить о каких-то травмах, несчастных случаях и провалах. В принципе, практически никто не использует слов с негативной окраской не только в цирке, но и по жизни. То есть, мы не станем говорить человеку «не болей», скажем – «поправляйся» или «выздоравливай». То же самое с номерами – стараемся не каркать. Никаких «осторожно, упадёшь!» или «аккуратнее, разобьёшься!» – ни в коем случае, ни при каких условиях! Та же история со словом «последний». Никогда не используем его в значении «последний раз», «последнее представление», «последний номер» и так далее. Заменяем на нейтральные «заключительный», «финальный», «завершающий». Но это, конечно, больше у тех цирковых в ходу, чьи номера сопряжены с опасностью для жизни…

Они обошли галерею, действительно очень красивую, отделанную в красных и золотых тонах, и принялись спускаться вниз.

– Вот ещё прикольная примета! – вспомнил Князь. – Нельзя просто так проходить через центр манежа, если, конечно, это не связано с репетицией номера. Обычно мы стараемся обходить манеж по кругу, но если нужно очень срочно и быстро – тогда в центре необходимо сделать какой-нибудь кульбит, или прыжок, или финт, или вальсет… Со стороны выглядит довольно забавно.

Они вновь оказались на первом этаже.

– А хотите, я вас в конюшню проведу?

– Ух ты! – обрадовалась Нелька. – А можно? Конечно, хотим!

– В этом цирке с самого его открытия всегда выступали лошади. Другие животные менялись, времена менялись, и антураж, и артисты, и номера… но лошади оставались неизменными. Ведь Гаэтано Чинизелли был отличным наездником! В то время дикой популярностью пользовался огненный номер «Адская лошадь»… Нет-нет, ни одно животное не пострадало, но смотрелось это всё очень эффектно.

Ася, похоже, не была в восторге от предстоящего посещения конюшни. Там же запах… а она такая нарядная и в духах, посмеиваясь, заметила про себя Нелька.

– В табуне цирковых лошадей тоже есть свой вожак. Лидер, который ведёт за собой остальных, – продолжал рассказывать Князев; похоже, о лошадях он мог говорить бесконечно. – У нас тут даже есть примета: перед выходом на манеж все артисты по очереди целуют в нос лидера табуна.

Нелька и Ася чуть не споткнулись от неожиданности.

– Серьёзно?!

Он весело расхохотался:

– Шучу, конечно же… Но перед конюшней давайте сначала всё же дойдём до манежа.

На арене – точнее, практически под куполом цирка, на высоте не менее двадцати пяти метров – шла репетиция воздушных гимнастов. Князев сделал подругам знак вести себя потише и вообще не особо высовываться, а затем подвёл их к занавесу, разделяющему цирк на две части. С одной стороны – праздник и барабанная дробь, восторги публики, счастливые глаза детей… а с другой – ежедневный, выматывающий, изнурительно-тяжёлый труд.

Нелька с Асей, осторожно выглядывая из-за форганга, наблюдали за репетицией, затаив дыхание. Прыжки в воздухе… балансирование на трапеции… скольжение и повороты… просто дух захватывало от этого зрелища, а ведь на артистах даже не было сценических костюмов – обычные трико.

Вот очередная гимнастка повисла вниз головой, уцепившись за трапецию одними лишь носками… а затем, качнувшись, отправилась в свободное падение… и почти внизу, сгруппировавшись, упала на сетку. У Нельки засосало под ложечкой. Нет, даже смотреть на это было страшно…

Она отвела взгляд и заметила листок бумаги, пришпиленный к внутренней стороны кулис. Это было служебное расписание («авизо», – шепнул ей Князев) – очерёдность выхода циркачей на манеж. Репетиции артистов начинались, ни много ни мало, с шести-тридцати утра…

В этот самый момент, когда Нелька изучала расписание, всё и произошло.