Три черепахи

- Сам понимаешь, Серьга, то есть Анатолий Иваныч... Десятка была, а плена не было... Пудрил мозги девчонке... Эсбэ-то, может, догадывался, да и то вряд ли. Это уж после, когда меня его теща сдала, ему в милиции, может, глаза открыли, а может, и не открыли, а так он голубь. - Балакин помолчал, вспоминая. - Да-а... А насчет женитьбы - истинная правда... Ты представь, какой я был. Тридцать пять лет, из них пятнадцать по тюрьмам и колониям... Мне, кроме Матрены, ну няньки Олиной и Эсбэ, никто в жизни доброго слова не сказал... Вы с Эсбэ за мной бегали - так вы ж шкеты были... Ну, боялся меня кое-кто - это, знаешь, щекочет, да не греет... А тут залетел в чужое гнездо, посмотрел на Эсбэ, как он с молодой женой друг на друга не надышатся, завидки взяли... А про Олю что говорить? Насчет женитьбы я не врал. Сначала думал: зачем волку жилетка - он ее все равно об кусты порвет. А потом вижу, полюбил так - режь на части... У меня, понимаешь, это быстро решалось - между посадками времени-то не очень... А тут и копейка честная была - в очко пофартило...

- Это я тоже знаю, в электроградской милиции твое дело видел, - сказал Серегин,

- Мог бы и не видеть. Я тебе все без балды говорю. Не про то речь... Ты скажи, откуда такие берутся - теща эта проклятая? Ладно, я вор, меня по закону надо ловить и сажать. А она людям жизнь ломает - кто ее остановит? Я б ее тогда, если б вырвался... - Балакин остановил себя, передохнул и продолжал тише: - Что заложила - пустяк, это и по дурости бывает или по честности. Не в том дело... Я тогда завязать решил, крепко решил. Думал, вот оформлюсь во Владимире, куда-нибудь устроюсь, копейка на первое время есть. Олю перевезу, распишемся - и все путем... А эта подлая баба приходит - и кранты...

- Игорю она тоже устроила. Жену и сына отняла.

- Это я в Ленинграде от него слыхал, - мрачно сказал Балакин. - Из-за меня все и получилось.

- Ну, положим, не только, - возразил Серегин, - У него все равно к тому шло.

- Ты на мою совесть, Анатолий Иваныч, бальзам не лей. Я-то знаю.

Серегину на миг показалось, что перед ним сидит не матерый вор Балакин, а тот Брысь, с которым они бежали в Испанию. И, подавляя в себе ненужную Брысю жалость, он спросил ворчливо:

- А о дочке-то когда узнал?

- То особый разговор. Слушай по порядку, а то не поймешь. - Балакин вдруг поднял руку, как школьник за партой, когда напрашивается, чтобы учитель к доске вызвал; - Можно, я пройдусь немного? Поясница затекла,

- Не пижонь. Курить хочешь?

- Я правда бросил.

Бадакин прошелся от стены до стены поперек кабинета, растирая поясницу обеими руками. Серегин закурил сигарету и спросил:

- Может, чаю?

- Не надо. Тут небось чай хороший, а мне к хорошему привыкать не годится. - Балакин остановился, поглядел на Серегина. - Никак не разберу, сколько тебе лет?

- Мы с Игорем на два года тебя моложе,

- Законсервировался.

- Видимость одна. Сердечников, знаешь, в гроб кладут как огурчиков.

- Можно, я буду ходить? - В голосе Балакина даже робость послышалась.

- Да хоть бегай, только рассказывай.

- Ты не подумай, Анатолий Иваныч, на допросе я бы наизнанку не выворачивался. Только Эсбэ да тебе вот.

- Чую, Брысь.

- Но ты этому своему молодке передай, - Балакин опять кивнул на дверь, имея в виду Баскова, - пусть считает, о чем мы тут толкуем, моими показаниями. А протокол я подпишу.

- Ну, это нужно все по форме. Времени и у тебя и у него хватит.

- Тоже верно.

Серегин почувствовал, как изменилось настроение после этих почти что стариковских обоюдных жалоб на немочи. Не было надрыва и злости в голосе Брыся, не было у него самого, у Серегина, ощущения непреодолимой отдаленности от бывшего своего кумира, а ныне старого рецидивиста.

- Так об чем я? - спросил Балакин, возвращаясь к прерванному рассказу.

- Про дочку твою говорили. Балакин подумал немного.

- Нет, теперь, пожалуй, надо кассу помянуть... Или ты и это знаешь?

- Опять же по милицейским документам. От тебя интересней будет.

- Не шути, мне вышка светит. В том ящичке двадцать три тыщи было.

- Что ты, Брысь! - с досадой за свои неловкие слова поспешно сказал Серегин.

- Ладно, ты не думай - не плачусь. Что было - не вернешь... Короче, ковырнули мы с Чистым ящичек к смылись. Недели три в лесу отсиживались, под Ки-ровом, в охотничьей избе. Чтобы след простыл... Сам понимаешь, по горячему искать легче. А снабжал нас один ханурик из ближней деревни. За приличную плату, конечно, да и Чистый припугнул его раз, так что не опасались... Ну, сидим неделю, сидим две. Деньгами набиты, а швырнуть некуда. И взяла меня такая тоска - хоть в петлю. И вспомнил я про Эсбэ. А адресок его у меня имелся... Понимаешь, получилось такое дело...

- Про адрес можешь не рассказывать. И про подписку на журнал "Вокруг света" тоже. Балакин кивнул.

- Понятно. Короче сказать, приоделись мы в Кирове и на попутных добрались до Ленинграда... Теперь вижу: лучше б мне туда не соваться.

- Глупо, конечно. В Ленинграде - не в лесу. Ты ж догадывался... На тебя розыск объявлен.