Три черепахи

Скоро на первый путь медленно втянулся длинный состав с большим паровозом. Уже смерклось, потому что небо было в тучах, и в этом нам повезло. Быстро перебежали через рельсы, Брысь вспрыгнул на подножку вагона в середине состава, поглядел в тамбур, спокойно открыл ключом дверь и махнул нам рукой. Это был тамбур, где находилась печь. Брысь отпер штопором перочинного ножа висячий замок на двери отопительного отсека, и мы с Эсбэ сели на корточки по бокам от печи, а он нас запер и исчез. По плану Брысь должен нас навещать, а часто или редко - это смотря по обстановке.

Сердчишко у меня билось, как овечий хвост, и у Эсбэ, наверно, тоже. Но мы успокоились, как только поезд тронулся. Летом печку топить не будут, так что потревожить никто не должен. А если и застукают, Брысь сумеет или выручить нас, или вместе с нами отдаться во власть кондукторов, а от них убежать плевое дело...

Стучали колеса, скрипела холодная печка, звякала в ведре лопата, а паровоз иногда гудел то сердито, то радостно. Мы ехали в Испанию.

Шептаться - ничего не услышишь, говорить громко нельзя. Не помню, долго ли смотрели мы на пролетавшие за темным окном красные искры, но проснулся я, когда окно уже было светлым. Эсбэ, как и я, лежал на оцинкованном грязном полу тесного закутка, свернувшись калачиком, и щека у него была то ли в саже, то ли в угольной пыли. Хотелось пить, но воды мы не взяли, и я снова уснул. Растолкал меня Эсбэ. Поезд стоял на какой-то большой станции.

- Серьга, Серьга! - шептал Эсбэ, и глаза у него были больше медного пятака.

- Я уже не сплю, - откликаюсь. - Что случилось?

- Весь народ из поезда вышел. Мы уже давно стоим.

- Сколько?

- Может, полчаса. А Брысь не идет.

За стенами вагона слышались громкий говор, смех, крики носильщиков. И светло было, как в солнечный день.

Мы не знали, что предпринять, но тут заскрежетал замок на двери, дверь раскрылась на две половинки, и мы увидели Брыся.

- Живо за мной! - скомандовал он. Через минуту мы курили за пакгаузом на солнышке и обсуждали положение. Было девять утра.

- Почему сошли? - спросил Эсбэ недовольно. - Нам ехать еще трое суток.

- По кочану! - мрачно сказал Брысь, но злился он не на нас, а, похоже, на себя. - Или расписание изменили, или путь. Не в тот поезд мы сели, чижики. Это город Горький.

Эсбэ сразу стал спокойный и деловой. Спрашивает у Брыся:

- Что будем делать, командир?

- Надо подумать, штурман.

Забыл сказать, Эсбэ в нашей боевой группе значился штурманом, а я вторым пилотом - вроде как в экипаже самолета АНТ-25, на котором летали Чкалов, Байдуков и Беляков. Это придумал Эсбэ. Он говорил: так будет удобно для конспирации, когда начнем действовать в Испании, это собьет с толку кровожадных ищеек генерала Франко. Ищейками назывались, конечно, не собаки, а люди - приспешники каудильо, они же клевреты.

Эсбэ озабоченно нахмурил брови и начал излагать:

- Мы приехали на Волгу... Волга впадает в Каспийское море... В Москву возвращаться нельзя, нас ищут... На Каспийском море стоит город Баку... От Баку до Батума не так далеко...

- Во дает! Без всякой карты! - Брысь понарошку дал Эсбэ шалабан. - Ты, наверно, по географии отличник?

Но за географию Эсбэ не обиделся, да и момент не тот, чтобы обижаться. Он выдвинул предложение:

- Надо пробраться к Волге, реквизировать лодку и плыть в Баку.

Мы смело приняли новый план Эсбэ.

- Но сначала надо пожевать и водички попить, - сказал Брысь, и мы с этим охотно согласились:

Вышли, минуя вокзал, на какую-то улицу, Брысь разузнал у прохожего, как добраться до берега реки, и по дороге мы купили хлеба и воблы и напились воды из колонки.

Шли мы пешком, и путь был долгий. А когда увидели с высокого берега реку, оказалось, что это не Волга, а Ока, так объяснил сидевший на откосе старик.

Эсбэ достал из сумки свои карты и компас, что-то высчитал и успокоил нас с Брысем - мол, тут все равно, что Ока что Волга. Мы находимся при впадении одной реки в другую.

Принялись за воблу. Она была замечательная, я такой никогда не пробовал. Постучишь о каблук, погнешь ее туда-сюда, шкуру сдерешь, против солнышка на нее посмотришь - насквозь светится, как янтарный камень.

Свои запасы не трогали - они еще пригодятся в черный день. Наелись и так.

Потом закурили, и Эсбэ вдруг говорит:

- Что-то палец ноет.

- А ну разверни, - приказал Брысь.

Размотал Эсбэ грязный бинт, видим - ранка вся почти затянулась, но у ногтя маленькая трещинка и как будто нарывает. И весь палец черный.

- Дело швах, - сказал Брысь.

Но Эсбэ лизнул палец, и кончик языка стал у него черный, а палец побелел.

- Это уголь, - объяснил Эсбэ. - Из поезда.

- Сильно болит? - спросил я.

- Ноет, - сказал Эсбэ. - Придется отрубить.

- Ты что, больной? - Брысь даже плюнул.

- Чтобы не было гангрены, - спокойно растолковал Эсбэ. - Так всегда делают, если нет другого выхода.

- Знаешь что, чижик, не лепи чего не надо, - разозлился Брысь. - Схожу в город, принесу бинт и йоду. Ждите меня здесь.

- Тогда принеси и воды, - сказал Эсбэ. - Надо купить какой-нибудь жбан, мы должны иметь в лодке пресную воду.