Три черепахи

— Ну как? Я в очереди на «Жигуленка» записан был, да очередь — она, сами знаете, не так быстро двигается. Славка знал — я машину хочу, ну и помог. Он парень оборотистый. — Вы что же, попросили его помочь? — Не помню, как получилось, может, и попросил. — Постарайтесь вспомнить. Это имеет некоторое значение. И для вас тоже. — Понимаю… Я на него лишнего валить не буду, но он мне в общем намекал. — На что? — Ну что у него есть возможность достать автомобиль без очереди. — И подразумевалось, что нужно кому-то дать на лапу? — Мы же не маленькие… — А кому — Коротков не говорил? — Это я потом уже узнал про Александра Антоновича. Когда лично познакомились. — Коротков сказал? — Зачем? Он не такой дурной. Виль догадался. — Румеров? — Да. Мы тогда у него вечерок для Славки устроили, а он Александра Антоновича привел. Ну у Виля голова не кочан, он быстро вычислил. — Это было до того, как Виль тоже приобрел автомобиль, или после? — После. — Виля с Коротковым вы свели? — Что значит — свел? Мы друзья. И со Славкой стали друзья… Чего ж тут сводить? — А кроме Виля, вы Короткову никого не рекомендовали? — Нет. — Хорошо, Максимов, скажите, вы дочь Александра Антоновича знаете? — Лену? Конечно. Мы с Вилем у них дома бывали. — Простите за нескромный вопрос: в каких она отношениях с Коротковым? — В хороших. — Ну а точнее? — Они, кажется, собирались пожениться. — И раздумали? — По-моему, Александр Антонович не одобрял. — Из чего вы это заключили? — Антоныч цену Славке знал. — Странный вы человек, Максимов. Вы же цену тоже знали, а все-таки дружили и сами пользовались. — Я один раз попользовался, а до остального мне дела нет. — Вы когда-нибудь Уголовный кодекс читали? — Не приходилось. — И Виль вас не просвещал? — Чего ему просвещать? Мы с ним одинаковые. — Очень жаль… А кого Перфильев звал Клешней? Максимов нахмурил брови. — Какая клешня? Первый раз слышу, Он не играл, не притворялся. — Ладно, Максимов, вы свободны.

Глава V. АВТОМОБИЛЬНАЯ АВАРИЯ

Двадцатисемилетнему человеку, который за пять лет службы видел семнадцать трупов и который ежедневно общается с себе подобными людьми, общающимися, в свою очередь, — опять-таки по роду службы — исключительно с преступным миром, — такому человеку очень трудно сохранить изначальную веру во всеобщую чистоту человечества. Об очерствении и бесчувственности сыщиков Синельников читал и слышал, но когда искал среди старших примеры подобных очерствении почему-то не находил их. Скажем, кто-кто, а его начальник, Андрей-Сергеевич, сорок лет работающий в розыске, смог бы явить в этом смысле отличный образец. Между прочим, его немцы расстреливали, он два раза бежал из плена, у него сволочи полицаи убили жену и сына, и, когда он был в партизанах, посчастливилось ему, на свое горе, поймать полицая, который насиловал его жену перед тем, как скинуть ее в ров. Но даже того грязного полицая, за которого никто бы и слова не сказал, Андрей Сергеевич своей рукой, своей волей не казнил — отдали его под трибунал…