Три часа ночи

Я попытался описать то, что происходило со мной время от времени и повторилось в тот день в более тяжелой форме.

Сперва возникало ощущение, словно в груди кто-то бьет в барабан. Дыхание становилось таким отчетливым, что я твердо понимал: если отвлекусь, если перестану держать фокус на нем, то умру от удушья.

Привычные звуки превращались в оглушительный гвалт.

А еще нередко складывалось впечатление, будто бы все, что имеет место сейчас, со мной уже было. Позже мне объяснили, что это явление называется дежавю и что его можно не опасаться. Но тогда я этого не знал, и подчас мне казалось, что я живу в мире призраков.

Мама позвонила папе, и он приехал буквально через полчаса. Это навело меня на мысль, что проблема достаточно серьезна и что, возможно, я недооценил симптомы. Родители развелись, когда мне было девять, и с тех пор отец почти не бывал в доме моей матери, который раньше был и его домом. Вечерами он к нам вообще не наведывался. Когда отец забирал меня к себе, он подъезжал к дому, ждал, пока я спущусь по лестнице и сяду в его машину, после чего мы ехали к нему.

Папа задал мне те же вопросы, что и мама, а я, по-моему, дал ему те же ответы, что и ей. Затем родители позвонили доктору Плачиди, нашему семейному врачу. Это был приветливый пожилой господин с пышными седыми усами, лопнувшими капиллярами на красном носу и сладковатым запахом изо рта, который я сумел идентифицировать лишь годы спустя. Интересно, догадывались ли папа с мамой, что наш отзывчивый доктор не был трезвенником?

Он приехал к нам, провел осмотр и, разумеется, засыпал меня вопросами. Первым делом осведомился, бывают ли у меня судороги. Доктор Плачиди объяснил, что это, и я ответил: нет, такого у меня ни разу не было. Далее он поинтересовался, доводилось ли мне видеть красочные галлюцинации или, наоборот, полную темноту перед глазами. Я помотал головой.

Ничего из вышеперечисленного я никогда не испытывал. У меня случались только сенсорные перегрузки, во время которых я оставался в сознании и мог ориентироваться в пространстве, хоть и с трудом.

В гостях у Эрнесто на меня нахлынули более интенсивные ощущения, закончившиеся кратковременным обмороком, однако в целом они не слишком отличались от тех, что возникали, когда в школе я переставал слушать учителя и фантазировал о чем-то своем.

— А тебе случается отвлекаться на уроках? — уточнил доктор.

— Иногда.

— И ты как будто не слышишь, что говорит преподаватель?

Я мельком взглянул на родителей. Сперва мне не захотелось делиться этими сведениями с ними, но потом я все же решил, что должен помогать доктору в его работе, и кивнул. Он одобрительно улыбнулся, точно услышал правильный ответ. Запах из его рта был чуть сильнее, чем всегда.

Доктор Плачиди попросил меня выполнить несколько упражнений: постоять на одной ноге, потом на другой, закрыть глаза и коснуться кончика носа сначала правым указательным пальцем, затем левым и напоследок крепко сжать большие пальцы в кулаках.

— Беспокоиться не о чем, — наконец изрек доктор, повернувшись к моему отцу. — Обычное нейровегетативное расстройство, у детей такое случается. Особенно у высокочувствительных. В подростковом возрасте эти симптомы пройдут. — Он перевел взгляд на меня и добавил: — Твой мозг обладает повышенной электрической активностью, Антонио. Это признак большого ума.

Скажем прямо, диагноз получился расплывчатый. Нейровегетативное расстройство означает что угодно и ничего конкретного. Все равно что человек обратился к врачу по поводу головной боли, а после осмотра ему сказали, что у него болит голова.

Тем не менее выглядел и говорил доктор Плачиди уверенно (разве что его дыхание несколько портило общую картину), и родители облегченно выдохнули. Жизнь вернулась в прежнее русло, и события того дня быстро забылись.

2

Шли годы, ничего из ряда вон выходящего не случалось.

Несмотря на приблизительность диагноза, версия доктора Плачиди оказалась правильной.

Теперь я отключался от внешнего мира не чаще раза в месяц, а яркость возникающих при этом ощущений постепенно снижалась. Все, что меня по-прежнему беспокоило, — это периодически наступающее состояние дежавю и связанное с ним чувство сюрреалистичности происходящего.

Прочие мои опасения развеялись, и я уже собирался выкинуть их из головы, как, наводя порядок в своей комнате, выкинул бы тетради в крупную клетку, дидактические пособия, фартук, коробки солдатиков, мягкие игрушки, машинки и прочие ставшие ненужными вещи.

Я учился в четвертом классе средней школы. Был самый обычный день, я вернулся с занятий, мама приехала из университета и готовила обед, а может, разговаривала по телефону. Сейчас уже не вспомню.

Сидя в кресле-качалке у себя в комнате, я читал один из комиксов про Текса.