Три билета до Эдвенчер

Закатное солнце до слепящего блеска золотило и полировало поверхность ручья и затопляло своим светом лес на берегу, так что листва деревьев казалась до неземного зеленой, а орхидеи на ее фоне казались драгоценными камнями. Где-то вдали затянула свою вечернюю песнь стая рыжих ревунов. Это был чудовищный рев, грохочущий водопад звуков, который еще больше усиливался и эхом разносился в глубине леса, – сумасшедший, кровожадный, леденящий душу вопль. Должно быть, такой крик издает толпа линчевателей, видя, что жертва, ускользает от нее. В Гвиане нам часто приходилось слышать рыжих ревунов, главным образом по вечерам или ночью. А однажды я даже проснулся от их крика перед рассветом и спросонок вообразил, что это в лесу завывает могучий ветер.

Но вот ревуны умолкли, и на ручей снова легла тишина. Под шатром леса уже царил полумрак, вода потеряла свой янтарный оттенок и стала гладкой и черной, как вар. Мы с Бобом вяло гребли в каком-то полузабытьи от голода и усталости, мыча про себя что-то нечленораздельное в лад песням гребцов и мерным ударам их весел. Воздух, теплый и сонный, был напоен запахами леса. Размеренный плеск и бульканье воды под веслами действовали успокаивающе, почти гипнотизирующе, нас стала одолевать приятная дрема. И тут, в этот волшебный сумеречный час, когда вокруг царила тишина и покой, а мы знай дремали себе в плавно скользящем каноэ, электрический угорь сбежал из своей корзины.

Мое внимание было внезапно разбужено пимплой: она вскарабкалась на мою ногу и, позволь я ей это, добралась бы до самой головы. Я передал ее сидевшему за мной Бобу и оглядел нос лодки, желая выяснить, что испугало ее. Глянув вниз, я увидел угря, который, извиваясь, полз по наклонному днищу прямо к моим ногам. Голову даю на отсечение: что змея, что электрический угорь, подползающий к вашим ногам, вызывает у вас самую поразительную мускульную реакцию, на какую способно человеческое тело. Словом, я и сам не знаю, как я убрался с его пути, помню только, что, когда я снова плюхнулся в каноэ, угорь уже миновал меня и направлялся прямехонько к Бобу. – Берегись! – крикнул я. – Угорь сбежал! Прижав пимплу к груди, Боб хотел вскочить на ноги, да так и грянулся навзничь на дно каноэ. Не знаю, то ли угорь выключил свое электричество, то ли сам был слишком напуган, но так или иначе, не причинив Бобу вреда, он стремительно, как струя воды, пролетел мимо его отчаянно дергающегося тела и устремился к первому из гребцов. Тот явно разделял наше нежелание общаться с электрическими угрями и выказал твердую решимость покинуть судно, когда угорь приблизился к нему. От всеобщих подскакиваний и увертываний каноэ качало, как в шторм. Боб хотел встать, ненароком схватился за дикобраза, и, услышав его крик боли и испуга, я решил, что угорь повернул назад и напал на него с тыла. Дикобраз явно присоединился к этому мнению, ибо снова залез мне на ногу и хотел вскарабкаться на плечо. Уверен, что, если бы первый гребец выпрыгнул за борт, каноэ бы перевернулось. Положение спас второй гребец: не иначе как усмирение электрических угрей в лодке было для него делом привычным. Он наклонился вперед и прижал угря к дну каноэ лопастью весла, а затем отчаянными жестами дал мне понять, чтобы я бросил ему корзину. И без того хилая, теперь она едва дышала: уворачиваясь от ее обитателя, я ненароком наступил на нее обоими коленями. Каким-то хитроумным способом второй гребец затолкал угря в корзину, после чего все облегченно вздохнули и заулыбались, правда несколько натянуто. Гребец передал корзину своему товарищу, тот поспешно протянул ее Бобу. Боб принял ее неохотно. И тут, в тот самый момент, когда он передавал корзину мне, ее дно отвалилось.

Боб держал корзину как можно дальше от себя, и, когда угорь выпал, он угодил прямо на борт каноэ. На нашу беду, падал он головой к реке и раздумьям не предавался: вильнул, всплеснул – и был таков.

Боб взглянул на меня.

– Ну что ж, – сказал он. – По мне, так уж лучше туда, чем сюда.

По совести сказать, я был с ним согласен. Уже совсем стемнело, когда мы достигли последней излучины ручья. Мы плыли по ковру отраженных звезд, который дрожал и зыбился в волне за кормой. Сверчки и лягушки вокруг сипели, скрипели и звенели, словно целый часовой магазин. Вот мы прошли последний поворот и увидели впереди хижину, из окон которой лились потоки желтого света. Каноэ с мягким шелестящим вздохом ткнулось в песок, словно радуясь возвращению домой. Забрав животных, мы двумя тенями в лунном свете прошли по песку к хижине. Мы были измучены, голодны и несколько удручены, ибо мы знали, что это наше последнее путешествие в сказочный мир ручьев и что скоро мы его покинем. ФИНАЛ

Мы сидим вчетвером в крохотном баре на задворках Джорджтауна, потягиваем ром и имбирное пиво, и вид у нас жутко невеселый. На столе перед нами куча бумаг: документы, пароходные билеты, списки, банковые чеки, багажные квитанции и все такое прочее. Время от времени Боб с явным отвращением поглядывает на них.

– Ты уверен, что все запомнишь? – в сотый раз спрашивает Смит.