Трезубец Нептуна

На секунду Рассольников замер в пространстве, после чего ухнулся в свободное падение. Желудок предательски прыгнул к горлу, столкнув на ходу в сторону сердце и зажав легкие. У Платона сбился ритм пульса и перехватило дыхание. И как люди только живут на этой чертовой Земле, с ее дикой перенаселенностью и постоянным прогрессом?

Вспомнить про свое милое двухэтажное бунгало на Гее-Квадрус, без всяких там вакуумно-гравитационных лифтов, зато с бассейном, коротко стриженным газоном из самой обычной местной травы, зеленой изгородью вдоль дороги и трех абрикосовых деревьев Платон не успел — лифт резко затормозил его бренное тело, возвращая желудок на свое законное место, и бесцеремонно выбросил на ярко освещенную площадку.

— Сто шестьдесят седьмой этаж, — сообщил бархатный женский голосок таким тоном, словно напрашивался на стопочку отборной текилы с соответствующим продолжением.

— Сам знаю, — не удержался от ответа Платон и пошел по коридору, громко цокая каблуками по толстому стеклянному полу, под которым перебирали листвой от вентиляции сочные, откормленные мать-и-мачеха, васильки, осока, одуванчики. Придумают тоже…

— Земляне, — презрительно фыркнул Рассольников и толкнул дверь приемной.

— Здравствуйте, — обратила на него свой ясный взор секретарша. — Вы по какому вопросу?

— Мне нужен Дэвид Каннелони. — Рассольников с интересом окинул взглядом румяные щеки девушки, ее чуть задранный носик, округлые плечи и весомую грудь. Кажется, Пиноккио потянуло на «пышечек» — если, конечно, ее не прислали из отдела кадров по квалификационному запросу.

— А разве мистер Каннелони назначил вам прием? — голос секретарши стал заметно суше.

— Иначе с какой бы стати я сюда явился? — Платон постучал по матовой столешнице кончиком трости, и к девушке моментально пришло узнавание:

— Простите, мистер Рассольников. — Она что-то переключила на левой панели. — Профессор вас примет.

Платон толкнул тяжелую створку звуконепроницаемой двери и вошел в кабинет. Сидящий в самом дальнем темном углу, в конце длинного стола из мореного дуба, худощавый человек с коротко стриженными темными кудрями уже поднимался навстречу, широко раскрывая объятия:

— Привет, Атлантида!

— Здравствуй, Пикко!

Полтора десятка лет назад, попивая вместе пивко во время межпланетных олимпиад, забрасывая камнями полицейских во время маршев протеста против индустриализации колонизируемых планет и строительства орбитальных заводов, шляясь по земляческим кабакам во время подготовки к экзаменам, студенты из разных звездных систем даже не подозревали, что закладывают будущую политику государств и монополий, тематику исследовательских центров и музеев, направление развития науки и техники. Однако прошли годы. Бывшие студенты стали хозяевами мелких фирм или начальниками отделений в крупных корпорациях, ректорами институтов и главами государственных департаментов, офицерами армии и корифеями науки. Вполне естественно, при возникновении разных проблем они сразу вспоминали старых друзей и именно им первым предлагали новые заказы, спонсорскую помощь или заявки на перспективные исследования. Только благодаря тому, что ректор Страдфордского университета Дэвид Каннелони, прозванный когда-то Пиноккио за безудержное хвастовство, и Платон Рассольников, получивший тогда же кличку Атлантида, в годы оные вместе вылетели с третьего тура студенческой олимпиады по истории Второй Конкисты, небольшой островной университет ныне мог пополнять свою коллекцию ценнейшими экспонатами, преподносимыми в дар неким независимым археологом, а некий независимый археолог имел возможность время от времени печатать небольшие научные статьи, читать лекции и получать гранты на новые экспедиции.

Как ни странно, именно возможность читать лекции и публиковать статьи Рассольников ценил превыше всего. Это позволяло ему удерживать имидж настоящего историка и предохраняло от прибавки словечка «сомнительная» к его репутации. Два месяца назад Платон подарил университету так называемую железную печать, найденную им на Тибете — небольшой планете, напоминающей шарик из скомканной бумаги, с гравитацией в одну треть стандартной и почти без атмосферы. Подарок был оценен в пятнадцать с половиной миллионов галактических кредитов. Ошалевшие от такой щедрости профессора с подачи Пиноккио едва не присвоили Рассольникову звание «члена-корреспондента», но в последний момент сочли Платона слишком молодым и ограничились титулом «почетного хранителя музея». Мелочь, но приятно. Особенно, если учесть, что звание разрешало «хранителю» безвозмездно проживать на территории университета на полном пансионе — чем Платон с удовольствием и пользовался.

— Ты растолстел, Атлантида! — Дэвид потыкал гостя в живот сухоньким кулачком.

— Я растолстел?! — возмутился Платон. — Ты, Пикко, по себе нормальных людей не равняй! Не все способны прожить на полтора яблока в неделю.

— Йогой нужно заниматься, а не бифштексы с кровью по пять раз на дню трескать.