Читаем Трезориум полностью

Хаим, которого, кажется, раздражает Лейбовский, говорит: жуткая безвкусица. А мне нравится. У меня, как и у детей, примитивные вкусы.

Сегодня во время педагогического инструктажа возник спор с Дорой. (Пани Ковнер категорически потребовала, чтобы ее называли только по имени, поскольку «она еще не в том возрасте». Надо заметить, что, сбросив «ящеричную чешую», то есть принарядившись и подкрасившись, она действительно сильно помолодела. Вряд ли ей больше сорока.)

— Глупости какие, — сказала Дора, выслушав теоретическую часть. — Сразу видно, пан Данцигер, что у вас не было собственных детей, да и сами вы в детстве наверняка были маленьким старичком. Дети, представьте себе, живые. Они с возрастом меняются, и часто до неузнаваемости. Вот я до двенадцати годков была паинькой, а потом во мне будто шампанское взбурлило и вышибло пробку. Какая к дьяволу «типизация» в восемь лет? К пубертату она полетит к черту, и вы с вашей мудреной кодификацией сядете в лужу.

С этой аргументацией я хорошо знаком и ответил то же, что всем прежним критикам:

— Скажите, росток нарцисса похож на росток тюльпана, когда только вылезает из земли?

— Понятия не имею. Наверное. Все ростки похожи.

— Но он все равно нарцисс, верно? И тюльпаном не станет. Если же вы приняли росток тюльпана за нарцисс, значит, вы паршивый садовник. Индотип заложен в человека природой, измениться он не способен. Мы можем ошибиться в диагнозе, ибо — тут вы правы — эволюция характера не прямолинейна. Но это лишь будет означать, что в следующий раз мы сделаем коррекцию, и ошибка не повторится.

Дора замолчала и задумалась, а и первое, и второе с ней нечасто бывает. Признаюсь, я остался собой доволен.

Выдано пани Марго на текущие расходы:

10 дюжин яиц — 100 зл.

Хлеб черный 10 кг — 40 зл. (когда прибудут дети, можно достать и белый по 6 зл./кг)

Картофель 200 кг (с запасом) — 300 зл.

Крупы (два мешка) — 380 зл.

Детская одежда и обувь — 1350 зл.

Постельное белье — 890 зл.

Аванс за конфеты, яблоки и апельсины для детей — 425 зл. (М. обещала найти спекулянта подешевле.)

Посл. выплата стекольщику и столяру — 1900 зл.

Две коробки игрушек — 50 зл. (М. говорит, что можно найти любые, и задешево. Все продают, мало кто покупает.)

Итого: 5435 зл. (Обменял по 110 зл. за доллар.)

3 ноября

Великий день. Сегодня поступили воспитанники. Трезориум открылся.

Я внешне спокоен, потому что директор должен быть всегда невозмутим, но внутри всё поет и прыгает. От нервов ничего не ел и не хочется. Сейчас третий час ночи, а сна ни в одном глазу. Дважды спускался из своей надстройки на второй этаж и слушал, как спят маленькие островитяне. Верней, просто стоял, как идиот, и блаженно улыбался, потому что ничего не было слышно. Пятилетки спят крепко и тихо.

Лирику в сторону. По порядку.

Главный принцип теории заключается в том, что в трезориум берут — ни в коем случае не отбирают — детей случайных, никаких не вундеркиндов. Так сказать, «с улицы». Мне нужны самые обыкновенные пятилетние люди, пока еще не испорченные обществом и неправильной педагогикой. Но все же у нас были некоторые обязательные параметры.

Во-первых, мы берем только круглых сирот, безо всяких попечителей и родственников. Никаких посторонних влияний, никаких посещений, вообще никакого контакта с внешним хаосом.

Во-вторых, дети должны быть из ассимилированных или во всяком случае польскоязычных семей. Из моих педагогов только Хаим и Зося хорошо владеют идишем.

С первым условием в Гетто проблем нет. Круглых сирот, по счастью, более чем достаточно. Всей шацзухерской командой, вчетвером, мы отправились в самый ближний детский приемник, на Огродову, я предъявил бумагу из Юденрата, и бедняга заведующий ужасно обрадовался, что мы избавим его от восьми ртов. Просил взять больше, но я отказал.

Тяжелую картину, которую представляет собой приемник, я описывать не буду. Это к делу не относится.

У них там разделение по возрасту. Малыши до шести лет в младшей группе. Я действовал так. Нарочно снял очки, чтобы не видеть лиц, не поддаться спонтанной симпатии. И, двигаясь от двери, спрашивал подряд, по-польски: «Сколько тебе лет?». Если ребенок отвечает на чистом польском pięć — значит, годится. Отобрал четырех мальчиков и четырех девочек, даже толком их не рассмотрев. Вся процедура не заняла и пяти минут.

Заодно переманил из приемника няню, потому что вчера пришлось уволить нашу Берту. Пани Марго обнаружила, что та таскает продукты. Оказывается, у нее есть племянники, которых Берта подкармливает. Такие сотрудники в трезориуме не нужны.

Перейти на страницу:

Все книги серии Семейный альбом [Акунин]

Трезориум
Трезориум

«Трезориум» — четвертая книга серии «Семейный альбом» Бориса Акунина. Действие разворачивается в Польше и Германии в последние дни Второй мировой войны. История начинается в одном из множества эшелонов, разбросанных по Советскому Союзу и Европе. Один из них движется к польской станции Оппельн, где расположился штаб Второго Украинского фронта. Здесь среди сотен солдат и командующего состава находится семнадцатилетний парень Рэм. Служить он пошел не столько из-за глупого героизма, сколько из холодного расчета. Окончил десятилетку, записался на ускоренный курс в военно-пехотное училище в надежде, что к моменту выпуска война уже закончится. Но она не закончилась. Знал бы Рэм, что таких «зеленых», как он, отправляют в самые гиблые места… Ведь их не жалко, с такими не церемонятся. Возможно, благие намерения парня сведут его в могилу раньше времени. А пока единственное, что ему остается, — двигаться вперед вместе с большим эшелоном, слушать чужие истории и ждать прибытия в пункт назначения, где решится его судьба и судьба его родины. Параллельно Борис Акунин знакомит нас еще с несколькими сюжетами, которые так или иначе связаны с войной и ведут к ее завершению. Не все герои переживут последние дни Второй мировой, но каждый внесет свой вклад в историю СССР и всей Европы…

Борис Акунин

Историческая проза / Историческая литература / Документальное

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза