На лице Дюка было написано такое отчаяние, что Дебрэ счет нужным позолотить пилюлю.
– Дюка – один из способнейших инспекторов. Лучше его никто не введет вас в курс работы уголовной полиции.
Стрелкина громко расхохоталась.
– О нет, комиссар! Тут явное недоразумение. Зря вы не прочли письмо. Я не криминалистка, а литературовед. Ничему научить инспектора Дюка я не смогу. Меня интересуете вы, а не уголовная полиция.
– Простите, я не совсем понимаю…
– Конечно, не понимаете. Поэтому я и хочу объяснить. Тема моей диссертации – проникновение фантастики в детектив. А вы меня интересуете потому, что ведь именно вы послужили Сименону прототипом комиссара Мегрэ, не правда ли?
Дебрэ нахмурился. Упоминание о комиссаре Мегрэ всегда вызывало у него сложные и противоречивые чувства. С одной стороны, конечно, лестно, что весь мир знает тебя как двойника литературного героя, а с другой…
– В известной степени это так, – нехотя ответил он. – Сименон действительно использовал материалы ряда дел, которые я расследовал. Больше того, он неплохо понял мой метод. Однако в ряде случаев…
– Прекрасно! – перебила Стрелкина. – В конце концов, Сименон писатель, а не газетный репортер. За ним всегда остается право на художественный вымысел. Именно поэтому я намерена ознакомиться с методом мышления самого комиссара Дебрэ.
– С какой целью? – сухо спросил он.
– Чтобы выяснить, подчинен ли он целиком законам классического детектива, или наш электронно-атомный век внес в него элементы, свойственные современной фантастике.
– Если вы имеете в виду применение электронных машин для расследования преступлений, то могу прямо сказать, что считаю это ерундой. Я сторонник психологического метода, и никакая машина…
Стрелкина не дала ему договорить:
– Речь идет не о машинах, а именно о психологическом методе. Точнее – о человеческом мышлении. Оно может быть разным. Например, рациональным или парадоксальным. Современной фантастике, как и науке, все в большей степени становится свойственно парадоксальное мышление. Не ошибусь, если скажу, что это веяние века. Наступает время, когда преступники тоже начинают мыслить иначе, и если тот, кто расследует преступление, не в состоянии понять заложенный в нем парадокс, то рано или поздно… – Она оборвала свою тираду очень выразительной гримасой.
Дебрэ сел. Ему совершенно ни к чему была эта практикантка со всеми ее сумасбродными идеями. Однако перед выходом на пенсию не стоило портить отношения с министерством внутренних дел. Ведь наградные, на которые он мог рассчитывать… А может быть, он просто хитрил сам с собой. Вполне благовидный предлог, чтобы отложить на две недели прошение об отставке. Объяснить жене, что при создавшейся ситуации его присутствие здесь просто необходимо. Международный культурный обмен и все такое.
– Так как вы представляете себе свою работу здесь?
– О, я ни на что не претендую! Разрешите мне быть безмолвной свидетельницей вашей работы. Если вы здесь поставите для меня маленький столик, я буду вполне удовлетворена, а чтобы быть вам полезной, я могла бы взять на себя секретарские обязанности.
Этого только не хватало!
– Я привык обходиться без секретаря, – сказал Дебрэ. – Что же касается столика, то Дюка все сейчас устроит.
– Отлично! – Стрелкина извлекла из сумочки портсигар. – Вы не возражаете?
– Пожалуйста, курите.
При этом глаза Дебрэ загорелись хищным огнем. Стрелкина протянула ему портсигар.
– Если разрешите, я возьму две.
Он разорвал сигареты и высыпал табак в трубку. Тем временем Стрелкина уже успела закурить.
Дюка вдохнул воздух и удивленно поднял брови.
Дебрэ зажег трубку. Казалось, что у него под носом вспыхнул пороховой заряд.
– Кхе-кхе-кхе!
– Что, слишком крепкие? – осведомилась Стрелкина.
– Да… кхе-кхе! Любопытный табак.
– Сигареты «Памир». Других я не признаю.
– И много их у вас? – деликатно спросил Дюка.
– Целый чемодан. Меня еще в Москве предупредили, что ваши сигареты – трава.
– Вот что, малыш, – сказал Дебрэ. – Пошли-ка кого-нибудь за табаком.
Прошло три дня. Для Дебрэ это был самый тяжкий период за все сорок лет работы в уголовной полиции. Он постоянно чувствовал себя кем-то вроде диковинного зверя в зоопарке. Стрелкина не спускала с него любопытных глаз. При этом у нее был такой напряженный вид, словно сию минуту должно было начаться расследование какого-нибудь головоломного преступления.
Между тем дела все шли ерундовые, и инспекторы только изредка заходили в кабинет комиссара с докладом о поимке мелкого воришки или об очередном угоне автомобиля.
Последние годы Дебрэ привык в такие периоды затишья дремать в кресле, зажав зубами потухшую трубку. В присутствии же постороннего человека ему приходилось симулировать напряженную деятельность, в которой решительно не было никакой необходимости.