Белое платье на фоне ствола. «Может быть, вы все-таки решитесь поцеловать меня, Кларенс?»
– Здравствуй, дорогая. – Это совсем не такой поцелуй, каким обычно обмениваются супруги в день бриллиантовой свадьбы.
– А ну, покажись. Ты великолепно выглядишь. Не пришлось бы мне нанимать телохранителей, чтобы защищать тебя от студенток.
– Чепуха! Имея такую жену…
– Пусти, ты мне растреплешь прическу.
Он идет по комнатам, перебирает книги в шкафу, рассматривает безделушки на Эльзином столике, с любопытством оглядывает мебель, стены. Все это так привычно и вместе с тем так незнакомо. Как будто видел когда-то во сне.
– Новое увлечение? – спрашивает он, глядя на фотографию юноши в мешковатом комбинезоне, стоящего у трапа ракеты.
В глазах Эльзы ужас.
– Олаф! Что ты говоришь?!
Кларенс пожимает плечами:
– Я не из тех, кто ревнует жен к их знакомым, но посуди сама, манера вешать над кроватью фотографии своих кавалеров может кому угодно показаться странной. И почему ты так на меня глядишь?
– Потому что… потому что это Генри… наш сын… Боже! Неужели ты ничего не помнишь?!
– Я все великолепно помню, но у нас никогда не было детей. Если ты хочешь, чтобы фотография все-таки красовалась здесь, то можно придумать что-нибудь более остроумное.
– О господи!!
– Не надо, милая. – Кларенс склонился над рыдающей женой. – Ладно, пусть висит, если тебе это нравится.
– Уйди! Ради бога, уйди, Олаф. Дай мне побыть одной, очень тебя прошу, уйди!
– Хорошо. Я буду в кабинете. Когда ты успокоишься, позови меня…
…События и даты, лица знакомых, прочитанные книги, обрывки кинофильмов, физические константы, тензоры, операторы, формулы, формулы, формулы. Белое платье на фоне ствола. «Может быть, вы все-таки решитесь поцеловать меня, Кларенс?» Красные розы, теорема Лангрена, печеное яблоко, которое слишком поздно вынули из духовки, радость победы…
Нет, он решительно не понимает, что это взбрело в голову Эльзе…
Празднично накрытый стол. Рядом с бутылкой старого вина – свадебный пирог. Два голубка из крема держат в клювах цифру 75.
– Посмотри, что я приготовила. Этому вину тоже семьдесят пять лет.
Слава богу, кажется, Эльза успокоилась. Но почему семьдесят пять?
– Очень мило, хотя и не вполне точно. Мне не семьдесят пять лет, а сто, да и тебе, насколько я помню, тоже.
Опять этот странный, встревоженный взгляд. Он отрезает большой кусок пирога и наливает в бокалы вино.
– За бессмертие!
Они чокаются.
– Мне бы хотелось, – говорит Кларенс, пережевывая пирог, – чтобы ты в этом году обязательно прошла инверсию. У тебя перегружен мозг. Поэтому ты выдумываешь несуществовавшие события, путаешь даты, излишне нервозна. Хочешь, я завтра позвоню Леруа? Это такая пустяковая операция.
– Олаф, – глаза Эльзы умоляют, ждут, приказывают, – сегодня двадцать третье августа, неужели ты не помнишь, что произошло семьдесят пять лет назад в этот день?
…События и даты, лица знакомых, тензоры, операторы, формулы, формулы, формулы…
– Двадцать третьего августа? Кажется, в этот день я сдал последний экзамен. Ну, конечно! Экзамен у Элгарта, три вопроса, первый…
– Перестань!!!
Эльза выбегает из комнаты, прижав платок к глазам.
«Да… – Кларенс налил себе еще вина. – Бедная Эльза! Во что бы то ни стало нужно завтра повезти ее к Леруа».
Когда Кларенс вошел в спальню, Эльза уже была в постели.
– Успокойся, дорогая. Право, из-за всего этого не стоило плакать, – он обнял вздрагивающие плечи жены.
– Ох, Олаф! Что они с тобой сделали?! Ты весь какой-то чужой, не настоящий! Зачем ты на это согласился?! Ты ведь все-все забыл!
– Ты просто переутомилась. Не нужно было отказываться от инверсии. У тебя перегружен мозг, ведь сто лет – это не шутка.
– Я тебя боюсь такого…
«…Может быть, вы все-таки решитесь поцеловать меня, Кларенс?»
Зловещее дыхание беды отравляло запах роз, путало стройные ряды уравнений. Беда входила в сон, неслышно ступая мягкими лапами. Она была где-то совсем близко.
Не открывая глаз, Кларенс положил руку на плечо жены.
– Эльза!
Он пытался открыть ее застывшие веки, отогреть своим дыханием безжизненное лицо статуи, вырвать из окостеневших пальцев маленький флакон.
– Эльза!!
Никто не может пробудить к жизни камень.
Кларенс рванул трубку телефона…
– Отравление морфием, – сказал врач, надевая пальто. – Смерть наступила около трех часов назад. Свидетельство я положил на телефонную книгу, там же я записал телефон похоронного бюро. В полицию я сообщу сам. Факт самоубийства не вызывает сомнений. Думаю, они не будут вас беспокоить.