— Я убила мужа Бетти и не сожалею об этом. — Моя голова, а также головы Арчера и Бри повернулись в унисон. Раздался еще один коллективный вздох, когда вся толпа повернулась в ее сторону. Она наклонилась, взяла Бетти за руку и огляделась. — Он избивал ее. Он столько раз бил ее по голове, что удивительно, что она вообще держалась за какие-то слова. И поэтому я убила его. А еще я случайно убила его кота, Боба Смитермана. Он прошел перед лопатой, которой я размахивала. Но об этом я действительно сожалею. Я купила ему самое большое надгробие, которое могла себе позволить, но, мне кажется, этого недостаточно.
Бетти встала, ее рука все еще была сжата в руке Берта, который сидел рядом с ней.
— Я должна была быть той, кто отправится в тюрьму за то, что позволила насилию продолжаться так долго. Это моя вина, что ты была… — ее брови нахмурились, а пальцы барабанили по черепу, пока она боролась за слова.
— В тюрьме, — сказала Крикет.
— В заключении, — предложил Берт.
— Лишена свободы, — подсказал я, наклоняясь к микрофону.
— Да! — она выдохнула с облегчением, улыбаясь мне. — Это была моя вина, что ты лишилась свободы.
Но Крикет покачала головой.
— Нет. Это было не так. Я бы сделала это, даже если бы ты ушла, и все равно не пожалела бы. Семья — это все. Думаю, шериф Хейл много узнал об этом в последнее время, если я не ошибаюсь. — Она одарила меня доброй улыбкой.
— Хорошо, хорошо, — сказала Бри. — Я вас поняла. Эм, спасибо? — она огляделась. — Дело в том, что у всех нас есть списки проступков. Трэвис Хейл ответил на звонок в тот день в закусочной, который спас жизнь моему мужу и, скорее всего, мою собственную. Он ворвался без малейшего колебания. — Она посмотрела на меня, взяв мою руку в свою и нежно сжав ее, прежде чем отпустить. — Он — одна из причин, по которой наши два маленьких мальчика и маленькая девочка здесь. — Она снова сосредоточилась на всех наблюдающих глазах. — За эти годы он ответил на бесчисленное количество звонков. Держу пари, он помог каждому из вас, даже в какой-то малости.
Снова поднялся ропот, но на этот раз он звучал согласно, несколько голов кивнули.
— Он замечательный дядя, который осыпает своих племянников любовью и слишком большим количеством мороженого, — сказала Бри, посылая улыбку в мою сторону. — В твоем списке много и добрых, и героических поступков, и мы все надеемся, ты будешь пополнять его годами, дополнение за дополнением. Мы рассчитываем на это.
Члены сообщества кивали или качали головами и болтали в унисон, очевидно, слишком взволнованные, чтобы сейчас что-то остановить.
— Возможно, все еще потребуется расплата, — сказал кто-то слева от меня. — Нам действительно нужен государственный чиновник, который сделал то, что описано на пятьдесят третьей странице? В церкви?
— Если быть точным, это было на кладбище, — вмешался другой голос.
— Это еще хуже! — раздался крик.
Боковым зрением я заметил, как Люсинда Роджерс перекрестилась.
У меня загудела голова. Кто-то продолжал выкрикивать собственные признания, на которое откликались другие. Мое зрение затуманилось, даже когда смех клокотал в моей груди. Да, возможно, все еще предстояла расплата, и у меня была стопка чеков для раздачи, которые представляли все мои сбережения за всю жизнь, но в течение минуты я просто стоял подавленный и потрясенный слишком большим количеством противоречивых эмоций, чтобы их можно было назвать. Я выдохнул, делая несколько шагов к пластиковому стулу поблизости и опускаясь на него, поворачиваясь, когда кто-то еще поднялся, затем еще один. Крики рикошетом разносились по комнате, а я сидел там, наблюдая, как все вокруг погрузилось в полнейший хаос.
Глава 32
Хейвен
Я положила свой синий сарафан в чемодан, мое сердце сжалось при воспоминании о том дне, когда я надела его на фестиваль черники, и я могла поклясться, что на мгновение услышала смех и почувствовала теплое солнечное сияние на своих плечах. Я скомкала этот «сарафан-воспоминание» и засунула его под туфли.
Черника сидела, прислонившись к моей подушке, и я печально смотрела на нее, вспоминая волнение, когда Трэвис выиграл ее, радость, когда он передал ее в мои руки. Я должна оставить ее здесь. Мне было бы больно смотреть на нее. И она была всего лишь плюшевой собакой. Я прижала ее к груди, закрыв глаза и зарывшись лицом в ее плоский, пятнистый мех. От нее пахло пылью. Она очень долго пролежала на полке.
Резкий стук в мою дверь вырвал меня из моих унылых мечтаний и бесполезных попыток собрать воспоминания в комок и затолкать их под обувь. Они просто продолжали накатывать, видение за видением моего пребывания в Мэне. И я так боялась, что так будет всегда.
— Хейвен! Открой, это я.
Я распахнула дверь, и он ворвался внутрь.
— Истон, что ты…
Он схватил меня за плечи, слегка встряхивая, его лицо осветила усмешка.
— Ты не поверишь, что произошло.
Я оглядела его с ног до головы. Его улыбка была яркой, и все же все остальное в нем выглядело… не очень. Его волосы торчали во все стороны, под глазами были темные круги, и казалось, что он спал в одежде.
— Ты выглядишь ужасно.