Треугольник

Все было ясно и крайне неясно одновременно. Мартирос не знал, за какой конец ухватиться, чтобы проанализировать виденное и слышанное, и по высшему наитию природы в нем сработал инстинкт самосохранения, и разум его как бы закрылся, как бы отгородился от всего, и Мартирос в таком состоянии забрался в постель и подождал, пока из соседней комнаты не раздался спокойный храп приветливого хозяина. И тогда он поднялся, тихо оделся и вскоре очутился на темной улице… Он быстро пошел прочь от своего недавнего пристанища, потом заметил, что бежит, что начало светать и что Париж остался позади.

12

«Иди, Мартирос, иди, не останавливайся, иди, иди…» — подгонял себя Мартирос. Он и сам не знал, что за настойчивая сила гонит его, не знал, куда это он должен идти, куда и зачем…

Но Мартирос шел, шел, все дальше и дальше… Он прошел Орлеан, Шательро, Пуатье… В Пуатье ему попалась навстречу закрытая карета. Он с удивлением заметил, что карета едет без лошадей. И захотелось Мартиросу понять, каким же это образом может двигаться карета без лошадей… Когда карета приблизилась, Мартирос увидел, что сзади ее подталкивает старик в рубище, с кудрявыми волосами и кучерявой бородой. Его мускулы напряглись, лицо и руки блестели от пота, но он улыбался как ни в чем не бывало. Карета была золоченая, с изображением кентавров на дверцах. В карете сидели старуха в дорогой одежде, худощавый старик высокого сана и маленькая девочка.

— Помоги ему толкать карету, — сказал старик, с тонким аристократическим лицом и бросил Мартиросу золотую монету. Мартирос поднял с земли монету и занял место рядом с кудрявым бородатым стариком.

И они стали толкать карету вместе.

Вначале Мартиросу было трудно, потом он привык, и ему даже понравилась эта работа и сознание того, что от твоего прикосновения приходит в движение целая карета.

— Кто такие? — спросил Мартирос у кудрявого старика.

— Люди, — ответил тот.

— Разумеется, — сказал Мартирос.

— Откуда идете? — снова спросил Мартирос.

— Оттуда, где лошади сдохли…

Мартирос ни о чем больше не спрашивал. Он смотрел то на задок кареты, где были изображены два кентавра, то на колеса, то на свои рваные брюки и износившиеся башмаки.

— Тебе сколько лет? — снова прервал молчание Мартирос.

— Сто, — не задумываясь ответил старик с кудрявой бородой.

— Сто? — изумился Мартирос.

— Да, сто, мне давно уже сто лет… — уверенно сказал старик. — В жизни человека наступает минута, когда ему делается сто лет… но не всякий может стать столетним… Если бы все могли доживать до ста лет, на свете не было бы несчастья… весь секрет в этом…

— А ты не устал? — спросил Мартирос.

Столетний его собеседник улыбнулся и перевел разговор на другое:

— Я всегда толкаю красивые кареты…

— Ты нищий?

Старик удивленно посмотрел на Мартироса.

— Каждый из нас король… никогда не грусти оттого, что ты беден, и даже если ты нищий, все равно не грусти. В тебе сидит король. Одна из ветвей твоей родословной непременно имела короля. Все мы короли и нищие. Ты тысячу лет назад был королем, я сто или немногим ранее, а может, позже, не в этом дело. И сегодняшний король непременно станет нищим. Умные короли всегда думают о том времени, когда они станут нищими. И нищие тоже думают — один о том, что он когда-то был королем, другой о том, что королевство его еще ждет. Если ты напряжешь свою память, ты вспомнишь, был ты уже королем или тебе это еще предстоит… Это относится и к вам, короли!..

Старик закончил свою тираду, произнесенную под стук колес, и рассмеялся.

Весело было с ним. Он рассказал Мартиросу множество историй и рассказывал их до тех пор, пока карета не добралась до корчмы. У Мартироса от усталости уже подгибались колени.

Старик с кудрявой бородой и Мартирос зашли в корчму, выпили пива, потом легли, заснули в одной комнате, а наутро каждый из них продолжил свой путь: старик пошел толкать карету, а Мартирос зашагал к Испании, к могиле святого Иакова.

13

Мартирос, Мартирос, взгляни на свои ноги, Мартирос, — вены вздулись, ступни огрубели, на руки свои погляди — пальцы стали отекать, потрескались от холода и ветра… на сердце свое погляди, оно испытывает боль ежеминутно — при виде нищего и при виде богача, при виде честного труженика и при виде негодяя, при виде прекрасного и при виде безобразного… На голову посмотри — в бороде твоей серебряные нити поблескивают, в ушах твоих стоит звон от голосов, язык твой на побегушках сразу у нескольких наций, и ты извел себя самого с твоей логикой… Мартирос, Мартирос, куда ты идешь, опомнись…

К вечеру над стогами у дороги повисло большое красное солнце.