Просьба накормить, напоить и выгулять Глэйса вызвала нешуточный переполох. Всё понимаю, но первым делом рыцарь обязан позаботиться о своём коне. Потому что позаботиться о себе сам он не может. Ни овса, ни ячменя, ни хотя бы пшеницы в хозяйстве Римая не нашлось. Этих культур здешний народ просто не знал. Мне предложили зерно незнакомых растений, и я, поколебавшись, его принял. Надеюсь, Глэйс откровенную гадость есть не станет, и расстройство кишечника не заработает. А пока слуги бегали в непонятных мне хлопотах, я расседлал коня и напоил его. Хвала Создателю! Хотя бы вода у них оказалась обычной. Потом, с разрешения Римая, пустил его пастись во внутреннем саду, откуда мигом исчезли все слуги.
— Римай, да скажи им, что он их не съест. У него сегодня постный день.
— Я им сказал. — Не принял шутки хозяин. А может не понял, не знаю.
Вообще, пока слуги суетились, а я возился с Глэйсом, Рока Римай тоже не сидел без дела. Кстати, бездельничающих людей я вообще ещё ни разу здесь не видел. Перво-наперво он разразился градом приказов и распоряжений, сути которых я не понимал, но интонации ни с чем не спутаешь. Оружейные карты он отдал какому-то воину, который немедленно с ними убежал. Именно убежал, а не ушел. Причем не один, а за ним пристроилось еще несколько, видимо, его охрана. Ещё один воин получил две карты навыка и одну оружейную и тоже куда-то убежал. Чуть ли не бегом притащившие мешки женщины споро принялись собирать в них монеты. В их суету я был вынужден вмешаться, так как дурёхи явно не понимали, что мешки не выдержат веса монет и порвутся.
С выгрузкой монет вообще получилось интересно. Основная их часть находилась в амулете, надетом на шею Глэйса. Помня вес хранящегося внутри груза — почти 200 кг — снять его я даже не пытался. На мой вопрос Римай предложил ссыпать монеты прямо на мостовую, что я немедленно и исполнил. Ума ж палата. О том, что выгрузить две тонны монет себе под ноги не умно я подумал лишь тогда, когда поток монет хлынул на камни. В результате передние ноги Глэйса и мои собственные завалило едва ли не по колено, лишь чудом не отдавив мне ступни. Медяки, разумеется, разлетелись во все стороны, увеличив переполох.
На выручку мне никто не поспешил. А как же? Ведь рядом страшное чудище, которое ощутив исчезновение тяжкой ноши поспешило с негодующим ржанием встать на дыбы и ускакать в сад, пугая разбегающихся людей. Вдруг укусит? Монеты тоже хлынули из хранилища не струёй, которую можно было бы контролировать, а вывалились сразу все. Так что увяз я надёжно. В общем, выступление бродячих артистов удалось. Забудут нас тут не скоро.
Всё когда-нибудь заканчивается. Так что в конце-концов Глэйс был обихожен, порядок восстановлен, а доставленный груз разобран. Я и сам, омывшись, занял место за накрытым столом. С омовением мне пытались помочь, но я отбился. Храмовникам запрещено принимать помощь женщин при омовении ног, а я не хотел приучать местных к тому, от чего мне вскоре придётся отказаться. Да и просто застеснялся, уж очень у девчонки глаза горели. Видно, что ей и страшно, и любопытство распирает так, что того и гляди лопнет. Это я уже позднее узнал, что моему целомудрию ничего не угрожало. Девчонка оказалась приписанной к местному храму Солнца, не жрица, но что-то наподобие римских весталок*.