Третий выстрел

Интересно, что за парень у Эден, для которого мы разучиваем достаточно серьезную вещь, которая, похоже, станет культовой, как и Кобейн с его подростковым духом. Смешное название и у этой песни, и у этой группы, а вот текст и музыка совсем не смешные. Хоть это тоже стопроцентно гормональное творчество, но в хорошем смысле, судя по тексту, который девочка мне притащила. Теперь у Эден «зеленый период» — то есть, часть недавно отросших волос выкрашена в ядовито зеленый цвет. Как волосы и усы Ипполита Матвеевича Воробьянинова после обработки контрабандной черной краской для волос, сделанной на Малой Арнаутской. Там, где Фаня жила. Посмотреть бы на эту Малую Арнаутскую. А есть ведь еще и большая! И Дерибасовская! И угол Ришельевской! Все как в этих смешных «дворовых» песнях, которые и сегодня помнят, хотя поют совсем другие вещи. Я представляю, как это в буквальном смысле зеленое создание возьмет гитару и начнет проникновенно сообщать своему мальчику, что она урод, слизняк, что пресмыкается перед ним, но как раз этим и хочет привлечь к себе внимание[55]. В оригинале вообще-то поется от лица парня, но по-английски петь можно в каком угодно лице. Удобно. Эх, где мои 16 лет! Как вспомню эти страдания ни о чем, это ощущение, что если сейчас не случится вот этого — то потом уже все, ложись и помирай, никогда ничего не будет. Мы только волосы в зеленый цвет не красили, а так — все то же самое. Те же страсти, когда кажется — мир рушится. Бедная девочка! Но через это все проходят. И ты пройдешь. Так что пока варила обед, а Фаня что-то читала, я подошла к органиту и быстренько подобрала мелодию. Да, просто, элегантно, мелодично. Мальчику понравится.

Ну ты сама-то чисто как подросток, все о любви, да о любви, угомонись, Татянконстинна! В жизни много интересных вещей, кроме любовных игр. Это каких таких вещей, а, Таня? Варить мужу борщи, стирать его вещи, надраивать квартиру к его приходу, чтобы все было «как у людей»? Ты же в тысячный раз задаешь себе этот вопрос и в тысяча первый раз отвечаешь: увольте. Хорош метаться. Успокойся и делом займись.

— Таня!

О, легка на помине.

— Что, Фаня?

— У вас сегодня есть урок с Эден?

— Да, в три, когда придет из школы.

Я Фаня об этом вчера говорила, но она не помнит. Она вообще в последнее время стала многое забывать, это меня волнует, признак тревожный.

— Что вы сейчас разучиваете?

— Учимся подбирать на слух. У нее хороший слух, Фаня, она способная девочка.

— Да, я заметила. А Томер когда придет?

— Понятия не имею.

Томер? А с какой стати должен прийти Томер?

— Он не звонил?

— Нет. А должен был?

— Да. Я просила его привести хорошего нотариуса.

Нотариус — это когда завещания пишут?

— Фаня, зачем вам нотариус?

— Много будешь знать — скоро состаришься. И станешь такой, как я.

Ага, это мы еще и шутим?! Ну, ладно. Это ваши с внуком дела. Я в них не лезу. Целее буду.

В общем, была права: пришли Томер с каким-то мужиком, пошли, закрылись у бабули в комнате. Неудавшийся любовник сделал вид, что он занят очень серьезным делом, на меня старался не смотреть. Какие они все одинаковые, эти мужики! Ну и славно. Крикнула им через дверь, что пошла в магазин, и двинула на улицу.

Собственно, в магазин мне идти было незачем, у нас по большому счету все есть, просто раз выдалась такая возможность — кто-то посидит с Фанни, так хоть на улицу выйти. Спустилась на площадь Республики, села на скамеечку под деревом посреди огромного круга. Тепло, но не жарко. Ветерок обдувает — красота! Сижу, подол повыше поддернула для загара, глаза закрыла, стараюсь ни о чем не думать.

— Мы с тобой все время будем случайно встречаться? Судьба, однако!

Открываю глаза — Леха! Одернула подол.

— Леха, да блин! Ты за мной следишь, что ли?

— Не поверишь — не-а, не слежу, чистая случайность. Проезжал мимо, гляжу — сарафанчик этот я где-то уже видел. Дай, думаю, пригляжусь. И точно — старая знакомая.

— За «старую» — ответишь! Значит, мимо проезжал?

— Ну да. Я ж тут рядом живу. Машину купил, теперь катаюсь, наслаждаюсь.

— Да ты что?! Какую?

— Ничего оригинального: как все израильтяне — подержанную Субару.

— Показывай!

Не сказать, чтобы я хорошо в машинах разбиралась, но Субару в Израиле столько, что их я уже научилась отличать от других марок. И у Лехи теперь точно такой же автомобиль, «как у всех»: серо-голубая машинка с приплюснутым как у щуки носом.

— Поздравляю с обновкой!

— Спасибо! Хочешь прокатиться?

Было бы здорово, конечно. Но как со временем? Вдруг они меня там потеряют? Но соблазнительно.

— Кондиционер есть?

— Обязательно! — рассмеялся Алекс.

— Ну, давай, кружок сделаем, только быстро, меня Фаня ждет. Обновим твою щучку.

— Кого?

— Щуку — посмотри, у нее капот похож на щучью голову.

— А и правда! — рассмеялся кавалер. — Вот девочка моя и получила имя — «щучка».

«Лишь бы не сучка!» — подумала я и уселась в машину, как леди — бочком. Леха завел двигатель, включил магнитолу. Зазвучала ритмичная музыка, приятный мужской голос запел на иврите что-то страстное. Кстати, очень круто!.

— Кто это поет?

— Ты что, не знаешь? Это Шалом Ханох[56]! Никогда не слышала?

— Нет.