Третий вариант

– Да это он, – возмущается она, даже забыв про еду. – Как вам не стыдно? Я весь город обегала, а вы мне не верите.

– Стыд, – терпеливо объясняю, – понятие нравственное. А мне нужны конкретные факты и доказательства.

– Ну тогда идите сами в отель и проверяйте, – предлагает она и снова принимается за еду.

– Сначала мне нужно избавиться от наших друзей, – я выразительно показываю на сидящих в зале провожатых.

– Нет ничего легче, – говорит она. – Спускайтесь в женский туалет и убегайте оттуда. Там открывается окно. Им в голову не придет, что вы убежали через женский туалет.

– Честно говоря, мне тоже, – признаюсь я, слегка ошарашенный таким предложением.

– Слушайте, – она смотрит на меня с отвращением, – не разыгрывайте из себя идиота. Вам говорят – идите, значит, идите. И не спорьте со мной. Я уже проверяла, окно там открыто, даже вы сможете перелезть.

Я смотрю на нее, и до этой наглой дуры постепенно доходит, что именно она сказала.

– Извините меня, – спохватывается переводчица, – я не хотела вас обидеть.

– А вы меня не обидели, – парирую я, – просто вы точно определили мое нынешнее состояние… Ладно, попробую вам поверить. Но если меня застукают в женском туалете, то решат, что я извращенец. Я уже не говорю о женщинах, которые могут там быть в этот момент.

– Там кабина на одного человека, – деловито сообщает она и вдруг добавляет: – Я не думала, что вы такой боязливый. Вы казались мне храбрым человеком.

После этих слов мне остается только встать и выйти. Что я и делаю. В женском туалете действительно открыто окно, через которое я вылезаю на улицу. А потом спокойно отхожу на два квартала, ловлю такси и еду в «Гранд-отель». Нужно сказать, ничего более красивого я в своей жизни не видел. Когда я подъезжаю к отелю, солнце бьет в него лучами, и он становится каким-то красновато-желтым, словно золотым. Полное название этой гостиницы – «Гранд-отель Националь». Отель небольшой, как я потом узнал, всего восемьдесят номеров. Зато портье знает всех в лицо. Когда я подхожу к нему, он вежливо здоровается. Только тут я вспоминаю, что совсем не знаю языка. Как же мне объясняться с этим типом? Приходится долго кричать «гел», «гел», имея в виду девушку, которая здесь была. Это одно из немногих слов, которое я запомнил еще со школы. Потом мы долго изображаем двух глухонемых идиотов, пока наконец я не показываю ему карточку Касимова. Он сразу кивает головой, открывает книгу регистраций и выписывает оттуда имя. Я не совсем кретин, чтобы не суметь прочитать его. Фамилия была та самая, что мне назвала Надежда.

А из этого следует, что теперь моя жизнь превратится в настоящий кошмар. Ведь если он умудряется путешествовать под разными фамилиями, имея разные паспорта, у меня нет никаких шансов установить его местонахождение. В любой момент он, как фокусник, может достать из кармана паспорт с фамилией, которую я не знаю. Ах, какой умный клиент попался мне на этот раз. Кажется, мне не напрасно заплатили за него такие деньги.

И все-таки добросовестно запоминаю номер его паспорта, фамилию, имя, отчество и справляюсь у портье, не заказывал ли останавливавшийся в отеле мсье билет в какую-нибудь сторону. И узнаю, что не заказывал, видимо, предпочитая покупать их прямо на станции. Это мне уже совсем не нравится. Получается, он предусматривал любой возможный вариант. С таким типом работать очень сложно.

К ресторану я возвращаюсь на такси. Нужно видеть, как суетились возле него мои контролеры и как они обрадовались, что я появился снова. По-моему, они решили, что я хочу сбежать с их авансом. Не понимают они, что деньги для меня не все. Важно то, для чего и на кого я работаю. И честно скажу, нынешняя работа на «владельца скотобойни» меня совсем не устраивает. Хотя деньги платят огромные.

В поезде Надежда засыпает, положив голову мне на плечо. От ее волос исходит слабый аромат каких-то цветочных духов. Наверное, я переоценил ее силы, послав по отелям. Вот она и уходилась. Теперь, когда она спит на моем плече, у меня вдруг появляется какое-то теплое, почти дружеское чувство к ней.

Когда поезд прибывает в Цюрих, я осторожно бужу молодую женщину.

– Уже приехали? – удивляется она, сладко зевая.

– Кажется, да, – отвечаю я мягко. – По-моему, вы в дороге даже заснули. Вы разговариваете во сне.

– Ой, извините, – она краснеет, – это у меня такая дурная привычка.

– Ничего, – улыбаюсь я, чувствуя, что и сам устал. – Что мы будем делать теперь? – деловито спрашивает переводчица. Кажется, ей понравилась игра в сыщиков, и она рассчитывает поиграть в нее еще. Но я быстро остужаю ее пыл.

– Теперь мы пойдем ужинать, – говорю сухо и предупреждаю: – Без моего ведома никаких глупостей, никаких контактов с посторонними людьми.

– По-моему, вы собираетесь меня удочерить, – смеется она звонко. – Но учтите, у меня тоже есть дочь.

– Сколько вам лет? – спрашиваю я, когда мы идем под сводами вокзала.

– Тридцать два, – признается она. Мне остается только свистнуть от удивления.

– У меня уже большая дочь, – не без обычного в подобных случаях хвастовства говорит Надежда.