Третий уровень

Он помолчал и вдруг добродушно осклабился.

– И должен вам сказать, что меня лично это нисколько не удивляет. Это подтверждает гипотезу, с которой согласно большинство из нас и с которой, я убежден, рано или поздно согласятся и остальные, – гипотезу, которую мы назвали гипотезой «веточки в реке». Пояснить вам ее? – обратился он ко мне, и я кивнул. – Как вам известно, время нередко сравнивают с рекой, с потоком. То, что происходит в какой-либо точке потока, в определенной степени зависит от того, что произошло когда-то раньше выше по течению. Но каждый день, каждую секунду происходит бессчетное множество событий, мириады событий, и некоторые из них огромного масштаба. Так что если время – река, то она неизмеримо шире и глубже, чем Миссисипи в половодье. А вы, – он послал мне улыбку, – вы представляете собой крошечную веточку, брошенную в ревущий поток. Не исключено, по крайней мере теоретически, что самая маленькая веточка способна воздействовать на поток в целом; она, например, может где-нибудь застрять и положить начало большому затору, который, в свою очередь, может оказать влияние даже на такой могучий поток. Стало быть, теоретическая возможность, теоретическая опасность изменить историю, по-видимому, существует. Но насколько она реальна? Каковы действительные шансы что-либо изменить? Практически стопроцентная вероятность того, что веточка, брошенная в невообразимо мощный поток, в необъятную Миссисипи событий, не окажет на него никакого, ни малейшего влияния!..

На мгновение лицо его порозовело, потом снова приняло обычный бледный, почти мертвенный цвет; он откинулся на спинку стула, положил руку на стол и тихо закончил:

– Такова теория, и таковы факты.

Воцарилось молчание, длившееся секунд шесть или семь; если бы в комнате были часы, мы услышали бы их тиканье. Затем Данцигер, не меняя позы, не придвинувшись к столу и не пошевелив даже пальцем, мягко возразил:

– Теория такова. И я с ней согласен. И неудивительно, что согласен, ибо, в сущности, теория эта моя. Но таковы ли факты? Думаю, что да, полагаю, что да. – Он медленно повернул голову, оглядывая всех присутствующих. – Ну а если мы ошибаемся?

Я был поражен – Эстергази с серьезным видом закивал головой и забормотал:

– Да, да. Существует и такая возможность. Несомненная и страшная. И все же, – он медленно, с неохотой повел плечом, – если мы не собираемся свернуть проект единственно по той причине, что он удался…

– Нет, конечно, нет, – довольно резко прервал его Данцигер. – Никто за это не ратует, а я меньше всего. Единственное, что я говорю…

– Знаю, – сказал Эстергази с сожалением в голосе. – Не спешить. Следовать вперед с чрезвычайной осторожностью. Растянуть эксперимент на недели, месяцы и даже годы, если это необходимо для полной уверенности в успехе. Ну что ж, возможно, и я придерживался бы того же мнения, если бы… если бы у меня был выбор. Но, как знает сенатор, как знаю я и многие здесь присутствующие, – вам, доктор Данцигер, к сожалению, не представлялось случая это узнать, – правительственные дела так не делаются. – Он обвел широким жестом вокруг себя, словно обозначил контуры приютившего нас здания. – Все это стоит денег, в том-то и беда. И теперь по той простой причине, что опыт оказался удачным, мы обязаны, именно обязаны оправдать расходы практическими результатами. Мы все согласились с тем, что мистер Морли вновь отправится в прошлое. Совершенно немыслимо, чтобы он этого не сделал. Однако… однако действовать ему придется быстрее и смелее, чем некоторым из нас, возможно, хотелось бы. Чисто исследовательские работы, предоставленные самим себе, могут вестись с бесконечным долготерпением. Но здесь вопрос денег. Государственных денег. Израсходованных секретно. Без согласия конгресса. Так что теперь, черт возьми, нам нужно выдать практические результаты.

Он оглядел меня, затем – медленно-медленно – весь стол и продолжал:

– Тем не менее я хотел бы сейчас сказать мистеру Морли и всем остальным – а вам, доктор, это известно и без меня, – что, хотя решения, имеющие жизненное значение для проекта в целом, не могут, к сожалению, приниматься доктором Данцигером единолично, он по-прежнему остается во главе дела. Он здесь хозяин, только совет вправе отменить или изменить его решения, и в тех редких случаях, когда это может потребоваться, это произойдет лишь после самого тщательного и серьезного анализа его мнения. Так что теперь, мистер Морли, – он опять улыбнулся мне, – возвращаю вас вашему начальству.

Он встал, расправляя плечи, все последовали его примеру, начался общий разговор, и заседание закрылось.