– Полковник Эстергази, Рюб, мистер Фессенден, профессор Мессинджер! Выслушайте меня. Годится ли… Вправе ли мы переделывать прошлое? То есть кто может знать, надо ли его переделывать? Кто может быть уверен в этом?..
– Да все мы, вместе взятые, черт вас возьми! – вскипел Эстергази. – Не станете же вы отрицать, что Куба – территория в составе Соединенных Штатов – лучше, чем Куба – коммунистическое государство в ста сорока километрах от наших берегов?
Я неуверенно пожал плечами.
– Да нет, не стану. В конце концов, мое личное мнение не имеет значения, я вполне могу и ошибаться. Но кто может с уверенностью утверждать, что Куба в будущем составит для нас угрозу? Маленькая страна, не сделавшая нам пока ничего плохого…
– Но ведь они пытались! Пытались или нет?.. – Эстергази почти кричал.
Подчеркнуто вежливо, с явным намерением усмирить страсти, Фессенден напомнил:
– Ракетный кризис…
– Ну, допустим, – ответил я. – Хоть Роберт Кеннеди и утверждал, что это военные пытались навязать его брату мысль об опасности, а на деле она была не так уж и велика. Но я не собираюсь встревать в споры о Кубе. Кто бы там ни оказался прав, я считаю, что ни у кого в целом свете недостанет божественной мудрости переустроить настоящее, переделывая прошлое. Это уж слишком! Да вы сами взгляните непредвзято на то, что происходит. Ученые совершают фантастические открытия, и на эти открытия немедля накладывает лапы группа, нет, горстка людей, решающих все за всех. Наука открывает способ расщепить атом, а они тут же решают, что лучшее применение новому открытию – испепелить Хиросиму!..
– А вы считаете, что это не так? – холодно спросил Эстергази. – Или мы должны были обречь сотни тысяч американских солдат на смерть на берегах Японии?
– Да не знаю я! И никто не знает. И самые ответственные из решений принимаются людьми, которые тоже не знают. Они только думают, что знают. Они, видите ли, знают, что допустимо и необходимо отравить атмосферу радиоактивными осадками. Они знают, что использовать открытия генетиков надо для того, чтобы вызвать к жизни новые ужаснейшие болезни. И они не считают нужным испросить согласия у остальных девяноста девяти целых и девяноста девяти сотых процента живущих на Земле людей. А сегодня еще один ученый, доктор Данцигер, сделал еще одно великое открытие – и вот он сидит дома, вынужденный уйти в отставку, и ему не позволено решать, что и как с этим открытием делать. А вам – вам все позволено. Вы опять уже знаете, что лучшее применение новому открытию – уничтожить Кубу Фиделя Кастро. А откуда вы это знаете? Кто дал горстке людей, которые уже отравили все вокруг, которые имеют реальную возможность смести с лица земли весь род людской, право контроля над судьбами и будущим человечества? Ведь мы, большинство человечества, и имен-то этих людей не слышали, не говоря уж о том, что мы их не выбирали!..
Я поочередно оглядел всех присутствующих и понизил голос:
– Даже если вдруг вы правы, в чем я лично сомневаюсь, посмотрите, куда это поведет дальше. Ко все более значительным переменам в истории, к тому, что кучка генералов примется переписывать прошлое, настоящее и будущее, подгоняя их под свои представления о пользе человечества. Нет, джентльмены, увольте – я отказываюсь.
У Эстергази ноздри напряглись от ярости так, что края их побелели прямо на глазах. Он стиснул зубы и со свистом втянул полную грудь воздуха, намереваясь, видимо, разнести меня в пух и прах. Рюб тоже заметил приближение грозы и, прежде чем Эстергази открыл рот, проговорил:
– Позвольте мне!..
В голосе его явственно прозвенели нотки приказа, и я не без удивления понял, что это и есть приказ – приказ майора Прайена полковнику Эстергази. Выходит, я и понятия не имел об истинных взаимоотношениях среди руководящей верхушки проекта. Эстергази, подчиняясь, с усилием сжал губы. Рюб вновь повернулся ко мне и начал в спокойной, ровной манере, не подлаживаясь под меня, не стремясь успокоить, а просто-напросто разъясняя мне положение вещей – а там уж дело мое: