Третий шимпанзе

Цихлиды — популярные аквариумные рыбки. Из всего многообразия видов цихлид около двухсот обитают в этом озере, в котором они произошли от общего предка приблизительно в течение последних 200 000 лет. По своему рациону эти двести видов отличаются друг от друга так же, как тигры от коров. Некоторые из них пасутся в водорослях, Другие ловят других рыб, а остальные — разгрызают улиток, питаются планктоном, ловят насекомых, отгрызают чешуйки других рыб или специализируются на утаскивании эмбрионов у рыбы-матери, хранящей их у себя во рту. И при этом различия в исследованной части ДНК всех цихлид из озера Виктория в среднем составляют около 0,4 процента! Таким образом, на то, чтобы превратить охотника за улитками в профессионального детоубийцу, понадобилось даже меньше генетических мутаций, чем на то, чтобы мы «произошли от обезьяны».

Ограничивается ли роль новых результатов исследований генетического расстояния между человеком и шимпанзе чисто техническими изменениями таксономических названий, или они несут в себе нечто большее? Вероятно, самым важным последствием этих новых знаний стало переосмысление места человека и шимпанзе в этом мире. Названия — не просто технические термины; они выражают наше отношение к явлениям природы, а порой и формируют его. (Чтобы убедиться в этом, попробуйте сегодня вечером поприветствовать вашу вторую половину словами «Мой дорогой! (моя дорогая!)» и «Ах ты свинья!» с одной и той же интонацией и не меняя выражения лица). Новые результаты не показывают, как нам следует думать о человеке и обезьянах. Однако, как и работа Дарвина «Происхождение видов», они, скорее всего, повлияют на наши сегодняшние взгляды на человека и обезьян, а для полного изменения нашего отношения понадобится много лет. Коснемся только одной противоречивой области, на которую могут повлиять эти результаты: использование обезьян человеком.

Сегодня мы проводим четкую черту между животными (включая обезьян) и человеком, и именно этой линией определяются наши нормы нравственности и наши действия. Например, как я упомянул в начале этой главы, считается приемлемым выставлять на всеобщее обозрение обезьян в клетках в зоопарке, но такое же обращение с человеком для нас неприемлемо. Интересно, что будут чувствовать посетители зоопарка, если табличка на клетке с шимпанзе будет гласить «Homo troglodytes»? С другой стороны, если бы не интерес, смешанный с чувством умиления, который испытывают люди при виде обезьян в зоопарке, возможно, общественная финансовая поддержка программ, направленных на сохранение обезьян в дикой природе, была бы меньше.

Выше я также отмечал, что приемлемым считается использовать обезьян без их согласия (в отличие от человека) в смертельно опасных медицинских экспериментах. Основанием для подобных экспериментов служит всего-навсего сходство наших геномов. Обезьян можно заражать множеством тех же болезней, что и нас, и их тело так же реагирует на болезнетворные микроорганизмы. Таким образом, эксперименты на обезьянах более полезны для разработки новых методик лечения людей, чем эксперименты на других животных.

Эта ситуация с точки зрения этики представляет собой более сложную проблему, чем содержание обезьян в зоопарках. В конце концов, мы постоянно сажаем за решетку миллионы людей, преступивших закон, причем они содержатся в худших условиях, чем обезьяны в зоопарке. Однако принятого обществом аналога медицинских экспериментов над животными в человеческом мире нет, несмотря на то, что летальные эксперименты над людьми дали бы медикам гораздо более ценную информацию, чем летальные эксперименты над шимпанзе. Эксперименты над людьми, осуществлявшиеся врачами в нацистских концлагерях, повсеместно признаны одним из самых гнусных преступлений нацистского режима. Почему же считается нормальным производить такие эксперименты над шимпанзе?

Где-то на шкале, начинающейся с бактерий и кончающейся человеком, приходится провести линию, за которой убой становится убийством, а употребление животной пищи — каннибализмом. Большинство людей проводят эту линию между человеком и остальными видами. Однако на земле достаточно много вегетарианцев, которые не желают употреблять в пищу животных (однако охотно едят растения). Кроме этого, все чаще слышны голоса немногочисленных участников движения в защиту прав животных, протестующих против экспериментов над животными или, по крайней мере, над некоторыми животными. Их особенно волнуют эксперименты над кошками, собаками и приматами; мыши беспокоят их гораздо меньше, а в защиту насекомых и бактерий они и вовсе не высказываются.