Третий меморандум. Тетрадь первая. Первоград

Рокпилсских шлюх было решено временно поместить на одном из близлежащих островов, дабы не создавать в самом Первограде гнездо разврата. Голубев было заикнулся, что не уверен в своих ребятах, которые будут их охранять, но, быстро сообразив, что к чему, осекся. Я как общественный обвинитель пока остаюсь в столице. Черт, нужно передать своим ребятам, чтобы не очень там обижали Маркелова, разве самую малость – для наглядности. Хороший же мужик!

* * *

…Вика, бросив неопределенный взгляд, ушла.

– Обиделась? – спросил Леонид, когда они остались одни, и, подумав, добавил: – Ты поосторожнее. Ей здесь одной, знаешь ли, несладко…

– Да нет. У нас вроде бы в норме… – отмахнулся Валерьян. – Ну давай, рассказывай…

После Совета они, демонстративно взяв друг друга под ручку, удалились подышать свежим воздухом, сопровождаемые нехорошими взорами военных и недоуменными – Казакова. Было уже около трех. Ночь опять-таки выдалась ясной, почти романтической. Они медленно брели вдоль полосы прилива, оставляя на плотном песке фосфорную цепочку следов. Нависающий обрыв скрывал постройки, только впереди смутной зубчатой полоской маячил частокол далекого Периметра да слева, высоко на крыше интерната, неторопливо вращался ветряк.

– Что рассказывать? Сам все видел, – неторопливо ответил Леонид. Говорил он с мягким южнорусским аканьем, растягивая слова.

– Это ты, конечно, вовремя учудил, а то бы вояки наши совсем оборзели. Только ты уж поосторожнее, а?

– Угу, – буркнул Валерьян, – впрочем, Кауров вроде бы у них человек случайный… Да и прятать мне от него, собственно, нечего. Думаю, сработаемся… На суде грызня будет. Саня уже намекнул, что некоторым, мн-э-э, смягчить желательно. Герцогу там, фюреру их ненаглядному, и прочим достойным. Ссылочку им уютненькую, с женщинами, чтоб не скучали…

– А как с прочими? – помедлив, заинтересовался Крапивко.

– Самых кровавых, исполнителей, естественно, к стенке. Остальных – на каторжные работы. Дешевый рабский труд «на благо нашей экономики».

– Занятно. И как мы из этого дальше будем выкручиваться?

– Слушай, спроси у Казакова. Он координатор, ему виднее.

– Драться придется, – задумчиво протянул Крапивко. – Тут еще Конституция грядет, уже не за горами. Всенародный референдум бы в случае чего, а?

– Прорвемся. Мои, жуковцы, твои – народу хватит.

Они повернули и некоторое время шли назад в молчании.

– Да, слушай, тут мои анекдотиков несколько родили. Свеженьких! – оживился вдруг Крапивко…

Когда Валерьян вернулся, Вика уже спала. Она пробурчала что-то невнятное и, поворочавшись, пристроила голову Валерьяну на грудь. Уснуть так и не удалось – плечо ныло…

Глава XXVI

Всем злодеям вышло наказанье
От законной власти…
Вот рабыни смоют кровь с мозаик —
И начнется счастье.

И. Ратушинская

У нас слишком мало времени, чтобы ввязываться в эти бесчисленные дела. Если вы откроете эту отдушину, вам уже не придется заниматься ничем другим: все по такому случаю потащат к вам свои дрязги.

Тиберий

На берегу творилась мрачная сумятица. Запуганно озирающихся, бледных, исцарапанных, одетых в неопределенного цвета полурвань девиц пачками грузили на шаланды. Рыбачки весело переругивались: им все было побоку, но они были единственными веселыми личностями у причала. Охраннички-Охотнички были мрачны, ибо не выспались и из рук в буквальном смысле уплывала надежда чем-то поживиться от своей караульной службы. Принимавшие эстафету Следопыты были мрачны, ибо теперь по двое должны были дежурить на песчаном пятачке, сотней метров морской глади отделенном от плоской коралловой скалы, на которую должны были высадить баб. Скала эта хорошо просматривалась – она лежала бежевым облачком в спокойном, мерцающе-лазурном море. В бинокль на ней можно было увидеть ожидающие гостий палатки.

Нещадно и методично палило солнце. Казаков почувствовал, как по спине сбегает первая неприятная струйка пота. Он сидел в «Казанке», стоявшей у причала с другой от суеты стороны. Совсем рядом были сваи, склизкие, поросшие темно-зелеными и лиловатыми лишаями, а под водой уже облепленные ракушками. От города, по слежавшимся илу и песку, изрытым уже многочисленными ногами, наполовину скрытым под строительным мусором, рыбьими костями и нанесенными приливом водорослями, мрачный Котенок с распылителем и в расстегнутых куртке и рубашке вел мрачного Мартынова. Штрафник был обнажен до пояса, бронзовая кожа на античных мускулах блестела под солнцем. Битком набитый тяжеленный рюкзак он нес в правой руке и помахивал им, как дипломатом. Шлюхи провожали Мартынова откровенно влажными глазами, даже забыв на секунду о своих горестях.

– Господь во всем, конечно, прав, – пробормотал себе под нос Казаков, – но кажется непостижимым…