Третий ключ

Вообще-то наряд Михаилу достался вовсе не гусарский, а какой-то не поддающийся идентификации – этакое частное видение провинциальным костюмером исторического мундира, – но разубеждать Люсю он не решился, побоялся, что утонет ненароком в пучине светских разговоров. Вместо этого он протянул ей бокал с шампанским. Люся сделала глоток и капризно притопнула ножкой:

– Фи, Мишель, оно теплое и кислое! Велите официантам, чтобы заменили, не позорили нас перед гостями.

По всему выходило, что эта антоновская Кармен уже примеряет на себя роль хозяйки бала. Ладно бы примеряла, но в свои детские игры она пытается втянуть и Михаила.

– Всенепременно, моя дорогая Люси, всенепременно. – Он постарался скрыть раздражение за вежливой улыбкой. – Вот только найду нашего дворецкого и распоряжусь.

– А что его искать?! Вон же он, при папеньке! – Люся удивленно вскинула подведенные черным карандашом брови, пальцем указала на тоскующего подле председателя Степаныча и добавила уже другим, обычным своим безапелляционным тоном: – Ишь, как вырядился, точно принц крови, а не холоп, я его с первого раза и не признала. Кстати, о холопах, – она сделала многозначительную паузу, – что-то я не вижу Глашку. Ты не встречал? – Люсин взгляд из кокетливого сделался внимательным и цепким.

– Не встречал, – Михаил пожал плечами, завертел головой в поисках путей отступления.

– Все ясно, значит, тыква так и не превратилась в карету. – Люся со щелчком захлопнула веер, добавила вкрадчиво: – Может, оно и к лучшему. Что ей, такой, делать на балу?

Михаилу захотелось вдруг узнать, какой это «такой», но он лишь вежливо улыбнулся, сказал, возвращаясь к добровольно примеренной роли:

– Увы, милая Люси, вынужден вас оставить. Дела государственной важности!

Он уже собрался уходить, когда его руки коснулась горячая Люсина ладошка.

– Надеюсь, дорогой мой Мишель, дела государственной важности не помешают вам пригласить меня на вальс? – Она улыбалась, но во взгляде, нахальном и дерзком, читалась если не мольба, то уж точно настоятельная просьба.

– Ни в коем случае.

Впервые в жизни он дал даме несбыточное обещание. Несбыточное, потому что кружиться в вальсе под аккомпанемент усталой скрипки ему хотелось совершенно с другой девушкой, той, которая, вероятно, так и не смогла уговорить тыкву превратиться в карету. Но себя-то не обманешь, поэтому нет больше смысла оставаться на балу. Теплое шампанское под малосольные огурцы, театральные костюмы гуманитарного происхождения, искусственная мушка на лице фальшивой Кармен – все ненастоящее, ненужное. Если уж уходить, то прямо сейчас, пока народ еще не принялся осваивать просторы старого парка и мерить глубину пруда. Сейчас, пока никто не видит...

Дневник графа Полонского

3 июня 1916 года

Тянуть с похоронами не стану, чтобы никто не догадался, чтобы Илья Егорыч не успел вернуться. Беснующуюся Ульяну упрятал в погреб. Не хочу, чтобы ведьма путалась под ногами, не могу смотреть в ее угольями горящие глаза, не хочу слышать мольбы и проклятья. Проклятий нынче не страшусь. Что мне, зверю в человечьем обличье, угрозы старой карги?! Никто меня сильнее, чем я сам, не накажет. Бог от меня отвернулся, а дьяволу со мной не тягаться...

Ольга хороша чудовищной красотой, холодна и спокойна. Даже крохотная морщинка меж бровей разгладилась от поцелуя смерти. Смотреть на нее невыносимо, попеременно борюсь с желанием то поцеловать, то вбить осиновый кол в сердце. Страшусь остаться один-одинешенек, но понимаю с невероятной ясностью, что по-иному никак нельзя. Я должен. Ради девочек, ради Митеньки...

Антонио к странной просьбе моей отнесся с пониманием. Вижу, как неприятно этому жизнерадостному красавцу даже думать о смерти, а не то что касаться ее застывшего лика, но дружбу Антонио ценит превыше всего. Тонкие пальцы его скользят по Ольгиным щекам с небывалой нежностью, точно ласкают.