Третий фронт. Партизаны из будущего

Погода действительно ухудшалась. Ну, и то хорошо — без немецкой авиаразведки у Олега шансов больше уйти. Со мной через болота отправились Т-34, БТ и сборная солянка из группы Олега — «двести пятьдесят первый» с радиостанцией, LWS, Т-3, Т-4, 7ТР, «итальянцы» — L3 и L6 — и пятнадцать грузовиков с гражданскими. Из-за ливня, хлынувшего вскоре после нашего ухода в лес, шли медленно, и дорога заняла более двенадцати часов. Подвели грузовики — часто застревали, буксовали, приходилось выдергивать их танками. Так что к приходу в лагерь все уже валились с ног от усталости.

Но отдохнуть мне не дали. Посыльный доложил, что генерал ждет меня в штабе. Ну, доложить о бое все равно нужно. Значит — в штаб.

Олег Соджет

После моста мы разделились. Основная масса людей и техники пошла с Доком через болото по проложенным гатям. Саня с небольшой группой отправился уводить погоню, а я с обоими КВ, Т-35, «Дизелем» с восьмидесятивосьмимиллиметровкой на прицепе, сосватанным «блицем» и Т-I двинулся в лагерь в обход болота. Большую часть пути мы прошли незамеченными. Но когда до поворота к лагерю (в этот момент мы шли как бы от него) осталось пройти метров восемьсот и колонна стянулась в кучку, на нас вынесло Lt-35, за которым шли грузовик с пехотой и броневик с рацией. Стрельба началась практически сразу с обеих сторон. К счастью, на нашей стороне было преимущество в броне и калибрах орудий. Однако Т-I не повезло, и ему опять своротило башню набок. И хотя он не потерял способности к движению, в бою уже был бесполезен. Почти сразу за ним и «элтэшка» получила в лоб сорокапятимиллиметровый снаряд с Т-35 и замерла. КВ ударили по грузовику и бронеавтомобилю. Грузовик перевернуло, а от машины связи остались груда железа и разлетевшиеся в разные стороны колеса. Еще через пять минут добили и высыпавшую из грузовика немецкую пехоту.

Пока наши бойцы собирали оружие, мы прицепили к КВ и подбитого «чеха». На запчасти или как дот пригодится. Погибших в этом бою у нас не оказалось, хотя стрелок в Т-I пострадал очень серьезно — ему оторвало руку до локтя, и до того, как ему ее перетянули, он потерял много крови. Кроме него было еще пять раненых. Один из которых, им оказался Ян, пострадал слегка и смешно — отрикошетившая от брони пуля попала ему в зад. И теперь героический поляк лежал в кузове грузовика, держась за пострадавшую часть тела, а пехота сквозь смех советовала растерявшемуся санитару, как именно надо это ранение бинтовать.

Хотя немцы и передали, что встретились с нами, но, учитывая, в какую сторону мы в тот момент двигались, нас искали не в том месте, и дальнейший путь до лагеря прошел без приключений.

А по прибытии в лагерь меня сразу же вызвали к Карбышеву…

Ника

Самолет прилетел, как и ожидалось, ночью. Его встречали Литовцев со своими разведчиками и, конечно, вездесущий Игнатов. Я со своей раненой ногой уже могла ходить и сидеть, но участвовать в торжественной встрече «великого посольства с Большой земли» — увольте. На фиг.

Встречать-то я не встречала, но спать тоже не могла. Сидела в своем отгороженном простынями закутке. В голове ни одной мысли. Пусто как в бочке. Знаю же, что сейчас будет решаться наша судьба — именно для этого и прилетели «товарищи с Большой земли», а все равно заставить себя думать не могу.

Простыня тихонечко отодвинулась. Ровно настолько, чтобы в мой закуток мог заглянуть солдат.

— Товарищ Иванова…

— Знаю… сейчас иду, — перебила я.

Почему-то я боялась этих слов: «Вас вызывают». Это как точка во всем, что мы делали.

Оправилась, проверила пистолеты в кобуре и за спиной, кинжал на поясе. Не знаю, что еще бы такого сделать, но выходить не хочется. Стою и понимаю — просто тяну время. Как глупо!

За столом сидели четверо. Дмитрий Михайлович, Игнатов и двое незнакомых. Остальные остались за дверьми. Так же, как и весь мир — там, за железной дверью, прошлое, будущее, настоящее…

— Садитесь.

Голос повелительный. Привыкший командовать… и ломать.

— Иванова Ника Алексеевна? Правильно?

— Нет…

Удивленный взгляд сначала на Игнатова, потом на Карбышева: «Почему не доложили? Что такое?!»

— Тогда… кто вы?

— Что это вам даст. Мое имя? Напишите любое…

— Вы даете себе отчет в том, с кем вы говорите?

— Даже если я вам все как перед Богом расскажу, вы поверите? «Докажи, что ты не верблюд…» Я не буду доказывать… Ничего…

Игнатов неожиданно подвигает ко мне пачку бумаги и карандаш.

— Пишите.

— Что?

Теперь уже говорит этот — первый.

— Пишите подробно, если уж говорить не хотите. О себе. Все. Кто вы, откуда. Ваша биография «там» и подробно — «здесь». Чем подробнее, тем для вас же лучше…

— Не хочу…

— Что?

— «Чукча не писатель, чукча — читатель».

— Кажется, вы, товарищ Иванова, не понимаете… Сейчас ваша дальнейшая судьба зависит от меня и от моего решения. Не советую вам…

Говори-говори, мой хороший. Правильные, умные слова насчет Родины, Сталина, о войне, о том, что я могу всю жизнь провести в лагерях, куда ты меня с легкой руки отправишь — как много слов. И как они похожи на те, которые я не раз слышала «у себя», дома. В будущем. Даже ритм и тембр похожи…